Диана 
Иногда жизнь преподносит чувства, к которым невозможно быть готовым. Чувства, которые нежданно входят в твою повседневность, тихо, как весенний ветер, и сначала кажутся игрой воображения, но вскоре становятся единственно возможной правдой. Именно так любовь вошла в мою жизнь — в лице человека, которого я знала всю жизнь.
Никита был лучшим другом моего старшего брата, Кирилла. Они познакомились в начальной школе — два неразлучных мальчишки, которые вместе росли, шалили, взрослели. Наш дом был для Никиты вторым. Он приходил без приглашения, открывал холодильник, как у себя, и иногда, чтобы позлить меня, занимал мой любимый плед.
Для него я была просто «мелкая» — сестра друга, надоедливая девчонка, которая всё время крутилась рядом. А для меня… он был чем-то большим уже тогда, хотя я не осознавала этого. Просто тянулась к нему, ловила взгляд, ждала его появления, как чего-то светлого и особенного.
Сначала это было детской привязанностью. Но потом что-то изменилось. Я стала замечать в нём то, чего не замечала раньше: как он смотрит на мир, как напряжённо сжимает пальцы, когда волнуется, как искренне улыбается, когда говорит о будущем. Он стал другим — или, может, это я выросла.
Мне было семнадцать, когда я поняла, что влюбилась. До одури. До слёз. До ночей без сна. Я не могла сказать никому. Особенно брату. Ведь Никита был для него почти как брат. Они вместе мечтали об общем бизнесе, строили планы на жизнь. Разве я могла войти между ними?
Никита тоже всё чувствовал. Но он долго делал вид, что нет. Он избегал моих глаз, говорил коротко, старался быть «на расстоянии». Я страдала. Но молчала.
А потом был один вечер. Он остался у нас ночевать — как бывало сотни раз. Брат уехал, а мы сидели на кухне, пили чай, разговаривали. Он вдруг посмотрел на меня по-другому. Не как на сестру друга. Не как на «мелкую». А как мужчина смотрит на женщину. И я поняла — он борется. Но проигрывает.
— Ты должна понимать, — тихо сказал он, не глядя в глаза. — Это неправильно.
— Почему? — спросила я. — Потому что я сестра Кирилла?
— Потому что я боюсь потерять вас обоих.
Мы оба знали: в нашем чувстве нет зла. Но оно могло стать причиной боли. Для него, для меня, для Кирилла. Мы пытались сопротивляться, прятаться от этого чувства, но оно только крепло. Каждое прикосновение, каждый взгляд были слишком настоящими, чтобы от них отказаться.
Мы начали встречаться тайком. Осторожно, с замиранием сердца. Каждый раз, когда он брал мою руку, я слышала, как внутри меня пульсирует мысль: «А что, если брат узнает?» Мы жили на грани — между счастьем и страхом.
Прошло почти два года. Любовь стала сильной, взрослой. Мы уже не могли жить в полутени. Нам нужно было быть честными. Особенно перед тем, кого мы оба любили — перед Кириллом.
В тот день, когда мы рассказали ему, воздух стал плотным, как перед грозой. Кирилл слушал молча. Его лицо — каменное. Он не закричал. Он просто ушёл. И с этим молчанием было больнее, чем с криком.
Я не слышала от него ничего почти три месяца. Мама переживала. Никита страдал. Я… я старалась держаться. Я знала, что поступила правильно, следуя сердцу, но цена оказалась высокой.
Он появился неожиданно. Вечером. Просто позвонил в дверь. Я открыла — и увидела его, взрослого, усталого, но не злого.
— Я всё это время думал, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Хотел разорвать всё. Потом понял — ты не предала меня. Ты просто выросла. Ты любишь. А я должен быть счастлив за тебя.
Он обнял меня. Я плакала, как ребёнок. Тогда я поняла: настоящая любовь — это не разрушение. Это соединение. Через боль, но к свету.
В день свадьбы Никита ждал меня у алтаря. Кирилл шёл рядом со мной. Он держал меня под руку, как отец, которого у нас давно не было. Он отдал мою руку Никите и тихо сказал:
— Береги её. Я тебе верю.
