Диана 
Когда Ксения получила письмо от нотариуса, она была уверена, что произошла ошибка. Её имя значилось в завещании некой Варвары Львовны, двоюродной тётушки по линии отца, с которой она не общалась и, по правде сказать, толком не знала.
Оказалось, Ксения стала владелицей старинного особняка в городе Светлояр — тихом, почти забытом местечке, затерянном среди полей и берёзовых рощ. Решив, что дом можно будет продать или перестроить, она поехала туда лишь из практических соображений. Но особняк с первого взгляда будто втянул её в свои стены.
Дом встретил её тишиной и ароматом: что-то среднее между пылью, сухими травами и… жасмином? Или лавандой? В воздухе висело ощущение времени, которое не ушло, а просто присело в кресло и ждёт.
Обстановка внутри будто застыла на грани двух эпох. Высокие зеркала с потемневшей амальгамой, мебель ручной работы, фортепиано в углу и шкатулка с замком, похожим на подвеску от кулона. На стенах — портреты. Один особенно притягивал: женщина в белом платье, с глубоким взглядом и едва заметной грустью в уголках губ.
С первой же ночи Ксения начала видеть сны.
Это были не просто образы — а настоящая жизнь. Она чувствовала на коже шелк корсета, слышала скрип паркета, ощущала тяжесть украшений на запястьях. В этих снах она — не Ксения, а Маргарита. Женщина из прошлого, живая и чувственная, полная ожидания, тревоги и непроизнесённой любви.
В одном сне Маргарита стояла перед зеркалом, поправляя фату, и вдруг прошептала:
— Он не пришёл. Но я всё равно буду ждать.
Ксения просыпалась рано, с лёгкой дрожью в груди и странной тоской, будто проживала чужую судьбу.
На третий день она обнаружила в библиотеке старую, потёртую тетрадь, перевязанную лентой. Это был дневник. На обложке — выцветшими чернилами: Маргарита Львовна Янова. 1904.
Страницы, хоть и пожелтевшие, были живыми. Ксения читала и будто заново слышала голос Маргариты: влюблённой, гордой, немного наивной. Её жених — поручик Михаил Воронцов — ушёл на фронт и исчез. Письма перестали приходить. Обручальное кольцо Маргарита хранила в шкатулке. Свадьбы не было. Была только тишина и ожидание.
— Я останусь здесь. Этот дом — мой храм, — писала Маргарита.
— Он вернётся. Даже если это будет в другом веке…
Ксения всё чаще ловила себя на том, что повторяет жесты из снов: прячет волосы под кружевную сетку, включает лампу с абажуром и ставит чашку на подставку с цветами жасмина. Она будто оживляла дом, возвращая ему душу — и вместе с ним оживлялась сама.
У неё изменился почерк. Она начала писать от руки — и даже пробовала стихи. Чего раньше с ней не случалось. Она начала шить — руками, по старинным выкройкам, найденным в сундуке. Всё это казалось странным… но удивительно родным.
Самый последний сон пришёл в ночь, когда пошёл дождь. Маргарита стояла у окна, в свадебном платье. Она смотрела вдаль и вдруг повернулась к Ксении:
— Спасибо. Ты слышала меня.
— А теперь — живи своей жизнью.
С тех пор сны прекратились. Но их след остался.
Сейчас Ксения не просто живёт в этом доме. Она ухаживает за каждым уголком, сохраняя атмосферу начала XX века. Она открыла творческую мастерскую: женщины из города приезжают шить, вышивать, пить чай с лепестками лаванды и — главное — чувствовать, как через старое можно найти себя настоящую.
И когда кто-то спрашивает, откуда в ней эта тонкость, эта лёгкая печаль в глазах и уверенность в каждом движении, Ксения только улыбается. Она знает: однажды в её жизни появилась женщина из прошлого. И научила её быть женщиной настоящего.
