Диана 
Тишина в доме была почти осязаемой, когда голос отчима, словно ржавый клинок, разрезал её:
— Не думай, что можешь вернуться и жить здесь как принцесса, — его слова звучали с холодной насмешкой. — Твоя мать ушла, и вместе с ней — твои права на этот дом.
Я, Лидия, стояла в холле, сжимая потёртую ручку дорожной сумки. Дом, где я провела детство, теперь казался чужим. Три года в столице, вдали от родных стен, изменили меня, но не подготовили к такому приёму.
Виктор Иванович, отчим, возвышался надо мной — грузный, с цепким взглядом человека, привыкшего подчинять. Его присутствие заполняло пространство, как тень от надвигающейся грозы.
— Мне нужно время, чтобы прийти в себя, — мой голос дрожал, выдавая усталость. — Последние месяцы были… тяжёлыми.
— Время? — он усмехнулся, обнажив зубы в хищной улыбке. — В моём доме я устанавливаю правила, Лидия. Если хочешь остаться, будешь зарабатывать своё место. Всё здесь — моё. Каждый кирпич, каждый клочок земли.
За его спиной открывалась гостиная, которую мама превратила в уголок уюта: стены украшали её акварели, а на каминной полке стояли фотографии в резных рамках. На одной из них мама, Елизавета, улыбалась, окружённая цветами из её любимого розария — дела, которому она посвятила жизнь.
— Если решишь остаться, — Виктор Иванович снял кашемировое пальто и небрежно бросил его на старинный диван, — будешь выполнять работу по дому. Готовка, уборка, стирка. Всё, как я скажу.
Его тон был пропитан удовольствием от собственной власти.
— Работу по дому? — переспросила я, чувствуя, как кровь приливает к лицу.
— Именно так, — он прошёл на кухню, вытащил из шкафа бутылку выдержанного бордо — мамин трофей с винного аукциона. — Твоя комната на втором этаже, как была. Располагайся. Завтра начнёшь.
Я поднялась по скрипучей лестнице, где каждый шаг отзывался воспоминаниями: вот мы с мамой украшаем ёлку, а вот прячемся от летнего ливня, хохоча. Моя комната осталась нетронутой: кровать с вязаным пледом, полки с книгами по ботанике, окно с видом на розарий.
Я опустилась на кровать, глядя на свои руки — загрубевшие, с потрескавшейся кожей. Руки двадцатисемилетней женщины, потерявшей работу в галерее, съёмную квартиру и веру в людей после предательства жениха, назвавшего наши два года вместе «мимолётным увлечением».
В памяти всплыли мамины слова, сказанные за месяц до её ухода: «Лида, всё будет твоим. Я позаботилась об этом». Мы пили травяной чай в саду, под раскидистой липой, и она говорила так уверенно: «Дом, розарий, бизнес — всё оформлено на тебя». Я отмахнулась, не желая думать о неизбежном. А через месяц её сердце, измотанное болезнью, остановилось.
Я приехала слишком поздно, увидев лишь её спокойное лицо в гробу.
Теперь, спустя полгода, я вернулась в дом, ставший ареной чужой игры. Без сбережений, без планов, с пустотой в груди и растущим чувством, что после маминой смерти всё пошло не так. Бизнес, дом, земля — всё перешло к Виктору Ивановичу, которого мама никогда не подпускала близко, несмотря на их брак.
С улицы послышался гул мотора. У окна я увидела тёмный внедорожник, припарковавшийся у ворот. Из машины вышли двое: мужчина в строгом костюме, размахивающий руками, и другой, с чемоданом, молчаливо следующий за ним. Они вошли в дом, и вскоре из кабинета отчима донеслись голоса.
Я спустилась, стараясь не шуметь. Половица предательски скрипнула, но разговор продолжался.
— …участок под розарием теперь мой, — голос отчима сочился самодовольством. — Застройщики уже ждут. Можно подписывать контракт.
— А с наследством всё чисто? — спросил гость. — Девочка не станет копаться?
— Лидия? — отчим рассмеялся. — Она подписала всё, что я подсунул, даже не читая. Сломленная, безвольная. Кто ей поверит?
Я замерла, сердце бешено колотилось. Подписала? Я не ставила ни одной подписи — в те дни я была как в тумане. Но его слова сложили мозаику: подделка документов, спешка, мамино завещание, исчезнувшее без следа.
Я вернулась в комнату, закрыла дверь и выдохнула. Внутри зарождался план — рискованный, но ясный. Я не стану прислугой в доме, который мама строила для меня. Я найду правду.
Утро началось с резкого стука в дверь.
— Подъём, Лидия! — рявкнул отчим. — Завтрак через десять минут. И не забудь про розарий.
Я натянула джинсы и свитер, собрала волосы в хвост. В зеркале отражалась не вчерашняя растерянность, а холодная решимость.
На кухне Виктор Иванович листал финансовый журнал, прихлёбывая кофе из маминой чашки с ромашковым узором. Этот жест резанул, как нож.
— Твои обязанности, — он бросил на стол листок с перечнем дел: уборка, стирка, готовка, уход за розами. — И не вздумай саботировать.
— Поняла, — ответила я спокойно, подавляя внутренний протест.
Он прищурился, явно ожидая бунта, но я лишь взяла список и вышла.
Как только его машина отъехала, я начала обыск. Мамина спальня теперь была чужой: вместо её светлых занавесок — тёмные шторы, вместо книг — безвкусные статуэтки. Я проверила ящики, комоды, даже карманы старых пальто — ничего.
Кабинет отчима был заперт. Взламывать замок — слишком рано. Мне нужны были улики, а не подозрения.
К полудню я выполнила половину списка, но мысли крутились вокруг завещания. Куда мама могла его спрятать? Она всегда любила тайники — «на всякий случай», как она говорила.
Вернувшись домой, отчим был раздражён. Он швырнул портфель на диван и прошёл на кухню.
— Что за запах? — буркнул он, морща нос.
— Лосось с лимонным соусом, — ответила я, помешивая сковороду.
— Лосось? — он скривился. — Я не ем рыбу. Приготовь стейк. И разберись с моей одеждой — всё в прачечной.
Я кивнула, сдерживая гнев. В прачечной, среди его костюмов, я нашла в кармане пиджака визитку: «Артём Григорьевич Соловьёв, нотариус». Это имя мама упоминала, когда говорила о завещании. Я спрятала визитку в карман.
Вечером, пока отчим смотрел новости с бокалом виски, я вышла в сад под предлогом прополки клумб. Моя цель — старый сарай, который мама называла своим «убежищем». Там, среди лопат и лейок, стоял сундук, покрытый пылью. Внутри — её садовые записи, альбомы с эскизами роз, а на дне — маленький ключ с биркой: «Гостиная».
Мамин секретер! Старинный, с потайным отделением, который она всегда держала под замком.
Вернувшись в дом, я дождалась, пока отчим уйдёт в кабинет, и направилась в гостиную. Секретер стоял у окна, тёмный и величественный. Ключ подошёл. Внутри — письма, старые открытки и плотный конверт с надписью: «Для Лидии».
Я открыла его. Завещание. Мамин почерк, её подпись: «…всё имущество, включая дом, участок, розарий и компанию «Роза ветров», завещаю дочери, Лидии Елизаветовне Ветровой». Рядом — диск с надписью: «Разговор с Верой, 2024».
Вера Павловна — мамина подруга, адвокат в отставке. Я спрятала находку под свитер и закрыла секретер.
— Что ты там возишься? — голос отчима раздался за спиной.
Я вздрогнула, но успела повернуться.
— Пыль вытираю, — ответила я, изображая усталость.
— В темноте? — он включил свет, заметив секретер. — Кто тебе разрешил туда лезть?
— Мама хранила там тряпки, — соврала я. — Просто проверяла.
Он нахмурился, но отступил.
— Заканчивай и ложись. Завтра работы прибавится.
Я выдохнула, спрятав конверт под половицей в комнате. У меня был козырь, но нужны были ещё доказательства.
Утром я спустилась на кухню с мини-диктофоном в кармане.
— Какие планы на сегодня? — спросила я, подавая отчиму кофе.
Он удивлённо поднял взгляд.
— С чего вдруг интерес?
— Просто думаю, как тебе удаётся управлять маминым бизнесом, — я пожала плечами, включая запись. — Это же не просто розы, а целая империя.
— Империя? — он хмыкнул. — Подписал пару бумаг — и всё твоё. Главное — знать, где поставить росчерк.
— А мама ничего мне не оставила? — я посмотрела ему в глаза. — Она упоминала завещание.
Его лицо потемнело.
— Никакого завещания не было, — отрезал он. — Всё моё по праву мужа.
— А если я найду его? — я наклонилась ближе.
Он сжал чашку так, что костяшки побелели.
— Что ты вынюхиваешь? В секретере копалась?
— Значит, ты знаешь о завещании? — я не отступала.
Он вскочил, нависая надо мной.
— Твоя мать была слишком доверчивой! Оставила бумаги где попало, а я лишь навёл порядок. Кто виноват, что она не успела ничего оформить? Я взял своё!
— Ты подделал документы, — сказала я тихо.
— Назови это деловой хваткой, — он ухмыльнулся. — Против меня у тебя ничего нет. Связи, деньги — всё на моей стороне. А ты кто? Бродяжка без копейки.
— У меня правда, — я встала. — И доказательства.
Он замер, осознавая, что сболтнул лишнего.
— Какие доказательства? — прорычал он, хватая меня за запястье.
— Завещание. Запись маминого разговора. И твои слова, — я вытащила диктофон.
Его глаза расширились от ярости.
— Ты… — он замахнулся, но я вырвалась и выбежала из дома.
В нотариальной конторе Артём Григорьевич, пожилой мужчина с усталыми глазами, узнал меня сразу.
— Лидия! Я искал тебя, но твой отчим сказал, что ты уехала за границу…
Я передала ему завещание и включила диктофон. Он слушал, качая головой.
— Елизавета предупреждала, что хочет всё оставить тебе. Но потом мне показали другой документ… Я не заподозрил подвоха.
— Это подделка, — сказала я. — Помогите мне.
Он кивнул, обещая начать проверку.
Затем я поехала к Вере Павловне. Она обняла меня, как родную.
— Лида, я знала, что ты придёшь.
Мы прослушали диск. Мамин голос рассказывал о завещании, о её планах передать мне бизнес. Вера вздохнула:
— Я пыталась что-то сделать, но без доказательств меня не слушали.
— Теперь они есть, — ответила я.
Следующие недели были вихрем: я наняла адвоката, Анну Сергеевну, молодую, но с железной хваткой. Мы подали иск, приложив завещание, запись разговора, диктофон и результаты экспертизы, подтвердившей подлинность маминой подписи.
Виктор Иванович нанял лучших юристов, угрожал, давил. Но правда была сильнее.
На финальном заседании он выглядел как тень себя прежнего.
— Ты могла просто уйти, — прошипел он перед залом.
— А ты мог уважить мамину волю, — ответила я.
Судья зачитал решение:
— Документ, представленный Виктором Ивановичем, признан поддельным. Всё имущество возвращается Лидии Елизаветовне Ветровой.
Зал взорвался аплодисментами. Сотрудники розария, соседи, Вера Павловна — все были там.
— Также материалы дела передаются в следствие для расследования мошенничества, — добавил судья.
Виктор Иванович рухнул на стул, закрыв лицо.
Прошло четыре месяца. Я стою в саду, где мамин розарий цветёт ярче, чем когда-либо. Дом снова мой — с мамиными акварелями, лёгкими занавесками и её духом в каждом уголке.
Бизнес «Роза ветров» оживает: я вернула всех уволенных работников, запустила поставки на международный рынок. Вера Павловна консультирует по юридическим вопросам, а Артём Григорьевич помогает с документами.
Вчера я нашла в секретере мамин дневник. На последней странице её почерком было написано: «Лида, ты сильнее, чем думаешь. Береги наш сад».
Я улыбнулась, глядя на розы, колышущиеся под ветром. Но история на этом не закончилась.
Однажды вечером, когда я разбирала бумаги, в дверь постучали. На пороге стоял незнакомец — худощавый, с нервным взглядом.
— Лидия Ветрова? — спросил он, протягивая конверт. — Это от Виктора Ивановича. Он просил передать лично.
Я насторожилась, но взяла письмо. Внутри — записка: «Ты победила в этой игре, но я знаю тайну твоей матери. Если хочешь её узнать, встретимся. Место и время укажу позже».
Я сжала листок, чувствуя, как сердце снова ускоряет ритм. Мамина тайна? Или очередная уловка отчима, даже из-за решётки?
Взгляд упал на розарий, где тени удлинялись в закатном свете. Игра не окончена. Но теперь я готова к любому вызову.
Я — Лидия Ветрова, хранительница маминого наследия. И я не отступлю.
