Диана 
Звёзды падали, будто кто-то сверху небрежно смахнул с неба горсть алмазов. Лиза, закутанная в старый тулуп, стояла на обочине сибирской деревни, вдыхая морозный воздух, от которого щипало в горле. Она добиралась сюда три дня: сначала поезд, где в купе пахло сыростью и чужими носками, потом душная маршрутка, а напоследок — старый автобус, который скрипел, как древний корабль, и вёз её через заснеженные поля к месту, где оборвалась жизнь её сестры Маши.
Деревня встретила Лизу тишиной и темнотой. Снег хрустел под ногами, а звёзды над головой казались такими близкими, что хотелось протянуть руку и поймать одну. В детстве они с Машей любили лежать на крыше сарая, выискивая в небе Большую Медведицу и загадывая желания на метеоры. «Это не звёзды, глупая, — смеялась Маша, — это космический мусор горит!» Но Лиза всё равно верила, что каждая падающая искра исполняет мечты.
О смерти сестры Лиза узнала случайно. Письмо от незнакомца по имени Фёдор пришло в её питерскую коммуналку, затерявшись среди счетов за свет. Почерк был неровный, будто писали в спешке, а обратный адрес — деревня в глуши, куда Маша уехала два года назад, не сказав ни слова. Лиза прочла письмо на лестничной клетке, и мир вокруг поплыл: Маша утонула, провалившись под лёд. Тошнота подкатила к горлу, но слёз не было — только пустота и мысль: «Это ошибка. Маша не могла».
— Где тут улица Лесная, дом семь? — спросила Лиза у парнишки в драной шапке, который курил у остановки, выдыхая клубы пара.
Он лениво махнул рукой:
— Через мостик, потом налево. Дом с красной крышей, там ещё пёс здоровый. Увидишь.
Лиза поблагодарила и пошла, сжимая в кармане письмо. Собачий лай раздавался со всех сторон, и она невольно ускоряла шаг, пока не упёрлась в высокий забор. Постучала раз, другой — за воротами залаяла собака, от чего сердце ушло в пятки. Маша всегда обожала собак, а Лиза их боялась до дрожи.
Дверь распахнулась, и на крыльце появился мужчина — высокий, с густой тёмной бородой и взглядом, от которого хотелось отступить. Это, должно быть, и был Фёдор.
— Я Лиза, — выдавила она, голос дрогнул. — Сестра Маши.
— Заходи, — буркнул он, отступая в сторону.
Дом оказался неожиданно тёплым: пахло дровами, свежим хлебом и чем-то травяным. Внутри всё было простым, но уютным — деревянные полы, самодельные полки, печь, от которой шло тепло. Но уют этот был обманчив, как тонкий лёд: в воздухе висело напряжение, которое Лиза почувствовала кожей.
Фёдор молчал, глядя на неё так, будто видел призрак. Его глаза — тёмные, глубокие — скрывали что-то, от чего по спине бежали мурашки. Лиза вдруг поняла, что оставаться здесь, в доме сестры, не так уж безопасно. Но автобус ушёл, а следующий будет только утром.
— Чаю? — наконец спросил он, ставя на плиту старый чайник.
— Да, спасибо, — кивнула Лиза, просто чтобы нарушить тишину.
Она ждала, что он заговорит о Маше, расскажет, что случилось, но Фёдор лишь молча резал хлеб и доставал из печи горшок с тушёным мясом. Мысль, которая грызла Лизу ещё в поезде, теперь звучала громче: а что, если это он виноват? Что, если Маша не просто утонула?
Вдруг из глубины дома раздался детский плач. Лиза вздрогнула, не сразу сообразив, что это. Фёдор, не говоря ни слова, вышел, а она осталась сидеть, прислушиваясь. «Ребёнок? — мелькнуло в голове. — Маши?»
Любопытство пересилило страх. Лиза встала и пошла за ним, через гостиную с потёртым диваном, по узкому коридору, к комнате, где горел тусклый ночник. В кроватке лежал малыш — крошечный, с рыжими волосиками. Фёдор качал его на руках, и плач постепенно затих.
— Это её ребёнок? — шёпотом спросила Лиза.
Он кивнул, не глядя на неё.
— Почему ты не написал об этом в письме?
Фёдор пожал плечами, укладывая малыша обратно. Лиза хотела спросить ещё, но он уже направился на кухню, и ей пришлось последовать за ним.
Они ели молча. Мясо было вкусным, с пряными травами, но каждый кусок застревал в горле. Наконец Лиза решилась:
— Можно я останусь здесь? До завтра, пока автобус не придёт.
— Оставайся, — ответил он, не поднимая глаз. — Комната рядом с кухней.
— А ребёнку сколько? Имя есть?
— Четыре месяца. Катя.
Лиза замерла. Конечно, Катя. Маша всегда говорила, что назовёт дочку в честь бабушки. Но что-то не сходилось. Маша утонула через месяц после родов — зачем ей было идти к озеру в такой мороз, оставив новорождённую дочь? Лиза хотела спросить, но слова застряли, а Фёдор уже ушёл проверять малышку.
Ночью Лиза почти не спала. Комната была холодной, кровать скрипела, а за стеной то и дело плакала Катя. Фёдор вставал, грел бутылочку, успокаивал. Лиза лежала, глядя в потолок, и думала о Маше. Почему сестра ничего не рассказала? Почему уехала сюда, в эту глушь, к этому молчаливому мужчине?
Утром Лиза проснулась от запаха дыма — Фёдор растопил печь. Она поставила чайник, отрезала кусок хлеба и только собралась поесть, как в дом вошла девушка — невысокая, с яркими глазами и косой до пояса.
— Ох, чуть не подпрыгнула! — засмеялась она. — Ты Лиза, да? Прямо Маша, один в один!
— А ты кто? — спросила Лиза, привыкшая к таким сравнениям.
— Я Настя, соседка. За Катей присматриваю, пока Фёдор на работе. — Она ловко достала бутылочку и начала готовить смесь. — Скоро проснётся, будет орать. Любит она Фёдора, меня не очень жалует.
Лиза помедлила, а потом решилась:
— Настя, расскажи, что с Машей случилось.
Девушка вздохнула, завязывая волосы в узел.
— Утонула. Лёд тонкий был, провалилась. Никто не знает, зачем она туда пошла. Может, просто прогуляться.
— И никто не выяснял? Следствие было?
— Было, — Настя нахмурилась. — Следователь всё проверил, ничего подозрительного. А ты что, думаешь, Фёдор? Зря. Он её любил, я видела. Маша сама по себе была… странная. Замкнутая, ни с кем не разговаривала. Может, ей просто тяжело было.
— Тяжело? — переспросила Лиза. — У неё ребёнок родился, она замужем. Что тяжело?
Настя отвела взгляд.
— Не знаю. Она молчала. А ты с ней давно не виделась?
Лиза покраснела. Они с Машей поссорились три года назад. Из-за пустяка, как тогда казалось: Маша обвинила Лизу в том, что та флиртует с её женихом, Ильёй. Лиза смеялась, называла сестру параноиком, но Маша ушла, хлопнув дверью, и больше не вернулась. Позже Лиза узнала, что Маша бросила институт и уехала. Куда — никто не знал.
Катя заплакала, и Настя вручила Лизе бутылочку.
— Хочешь покормить? Я покажу.
Лиза нерешительно взяла малышку. Катя была тёплой, пахла молоком и чем-то сладким. Она сосала бутылочку, глядя на Лизу большими глазами, и та вдруг почувствовала, как в груди что-то сжалось. Маша так и не успела увидеть, как дочка улыбается.
— Она на Машу похожа? — спросила Лиза, не отводя взгляда от ребёнка.
— На Фёдора больше, — усмехнулась Настя. — Но глаза — Машины.
Они сидели в гостиной, когда Настя вдруг побледнела и выбежала на улицу. Вернулась через несколько минут, держась за живот.
— Отравилась, похоже, — пробормотала она. — Посидишь с Катей? Я домой.
— Я не умею, — растерялась Лиза.
— Ничего сложного, — Настя быстро показала, как менять подгузники и качать малышку. — Фёдор скоро вернётся.
Когда Фёдор пришёл, Лиза была измотана: Катя плакала, не хотела есть, а Лиза не знала, что делать. Он молча забрал дочку, и та сразу затихла.
— Где Настя? — спросил он, хмурясь.
— Ей плохо стало, ушла.
Фёдор кивнул, но Лиза чувствовала его недовольство. Она решилась:
— Можно посмотреть Машины вещи?
Он указал на комнату в конце коридора. Лиза вошла и замерла: кровать была аккуратно застелена, на полке лежали книги, а в ящике — пара заколок и тетрадь. Лиза открыла её и вздрогнула: Машиным почерком было написано: «Если что-то случится, найдите Лизу. Она в Питере». И адрес.
— Она знала, что может умереть? — спросила Лиза, вернувшись на кухню.
Фёдор посмотрел на неё, и в его глазах мелькнула боль.
— Беременность была тяжёлой. Роды тоже. Она ездила в больницу, но мне не говорила, зачем. Я думал, всё наладится.
— Ты её муж, а не знал? — Лиза не сдержала резкости.
— Она не хотела говорить, — тихо ответил он. — Я не настаивал.
Лиза сжала кулаки. Что-то было не так. Маша не могла просто так пойти на озеро и утонуть. Она решила ехать в районный центр — поговорить со следователем и в больнице.
Следователь, Игорь Петрович, оказался неожиданно молодым, с лёгкой улыбкой и привычкой постукивать ручкой по столу.
— Дело закрыли, — сказал он. — Нет состава преступления. Следов борьбы нет, свидетелей тоже. Но, если честно, мне Фёдор не нравится. Первая жена у него тоже умерла — отравление угарным газом в бане. И опять его дома не было.
— Первая жена? — Лиза почувствовала, как кровь отливает от лица.
— А вы не знали? — Игорь прищурился. — Странная история. Но доказательств нет.
— А что с Машей? Она в больницу ездила, зачем?
— Запрос сделаю, — пообещал он. — Но вряд ли там что-то серьёзное. Может, послеродовые осложнения.
В больнице Лизе тоже ничего не сказали — врачебная тайна. Она уже собиралась уходить, когда в коридоре столкнулась с Настей. Та была бледной, глаза красные.
— Ты что тут делаешь? — Настя явно занервничала. — Катя с кем?
— С подругой твоей, — ответила Лиза. — А ты почему здесь? Заболела?
— Нет, — буркнула Настя. — Поехали, нас подвезут.
По дороге Лиза молчала, но тревога росла. Настя оставила Катю с чужим человеком, а сама бегала по врачам. Что она скрывает?
Дома Катя спала, а подруга Насти, худая девушка с татуировкой на запястье, читала журнал. Увидев Лизу, она поспешно ушла. Лиза смотрела на малышку и вдруг поняла: она не может оставить её здесь. Фёдор слишком подозрителен, Настя ненадёжна. Катя — всё, что осталось от Маши. Лиза должна её забрать.
На следующий день Фёдор повёз Лизу на кладбище. Могила Маши была простой, с деревянным крестом. Лиза стояла, глядя на заснеженный холмик, и ждала слёз, но они не шли. Только холод пробирал до костей.
— Я не всё тебе рассказал, — вдруг сказал Фёдор, стоя рядом. — Маша вела дневник. Я нашёл его после… Она писала, что не хочет жить. Что любит кого-то другого, но не может быть с ним. Писала, что я её душил своей заботой, что ей тесно. Последняя запись: «Я не знаю, как выбраться». Это было за неделю до Кати.
Лиза повернулась к нему, сердце колотилось.
— Ты думаешь, она сама?..
— Не знаю, — его голос дрогнул. — Но я не помог. Обещал быть рядом, а не смог.
Лиза смотрела на него и вдруг поняла: он не врёт. Боль в его глазах была настоящей. Но это не снимало с него подозрений. А что, если он всё-таки виноват?
Слёзы пришли неожиданно, как лавина. Лиза рыдала, уткнувшись в его плечо, а Фёдор гладил её по спине, повторяя:
— Всё, всё, успокойся…
Дома Лиза решилась:
— Я хочу остаться. Присматривать за Катей. Настя слишком безответственная.
Фёдор посмотрел на неё долгим взглядом.
— Хорошо. Оставайся.
Жизнь в деревне потекла своим чередом. Лиза ухаживала за Катей, готовила, убиралась. Фёдор уходил на работу, возвращался молчаливый, но с Катей возился так, будто она была его единственным светом. Лиза начала замечать в нём то, чего не видела раньше: как он чинит игрушки для дочки, как проверяет её кроватку по ночам. Но каждый раз, когда их взгляды встречались, Лиза вспоминала Машу и отводила глаза.
Однажды утром, когда снег искрился под солнцем, Фёдор вошёл в дом, держась за руку. Кровь сочилась сквозь тряпку, лицо было бледным.
— Топор соскользнул, — выдавил он. — В больницу надо.
Лиза, обычно теряющаяся при виде крови, вдруг собралась. Она нашла бинты, перевязала рану, вытерла его лицо. Их взгляды встретились, и на миг время остановилось. Его рука коснулась её щеки, и Лиза почувствовала тепло, которого не ожидала. Поцелуй был внезапным, как вспышка, — мягким, но полным отчаяния.
Гудок машины вернул их к реальности. Фёдор ушёл, а Лиза осталась стоять, прижимая пальцы к губам. Внутри всё кричало: «Беги! Ты не можешь занять место Маши!» Она начала собирать вещи, но плач Кати остановил её. Лиза взяла малышку на руки, и решение пришло само: она не уедет. Не бросит Катю. И, может быть, не бросит Фёдора.
Но правда о Маше всё ещё ждала её. Лиза знала: она найдёт ответы. В больнице, у следователя или в дневнике сестры, который Фёдор спрятал где-то в доме. Она не остановится, пока не узнает, что толкнуло Машу на тот лёд. И если виноват Фёдор, она заставит его ответить. А пока — она останется. Ради Кати. Ради Маши. И, возможно, ради себя.
