Диана 
Взрыв смеха за окном разорвал тишину деревенского утра, но в доме царила мёртвая тишина. Лариса сидела за кухонным столом, сжимая холодную чашку чая, а её муж, Виктор, мерил шаги по скрипучему полу. Их сын Артём, вернувшийся вчера из летнего лагеря, заперся в своей комнате и не проронил ни слова.
— Он даже не взглянул на нас, Лариса, — Виктор остановился, потирая лоб. — Это не наш Тёма. Будто кто-то другой в его теле.
— Перестань, — Лариса вздрогнула, словно от удара. — Ты говоришь так, будто его подменили. Он просто устал, три недели без нас…
Солнечные лучи пробивались сквозь занавески, заливая кухню тёплым светом. Аромат свежеиспечённого пирога с яблоками, любимого Артёма, всё ещё витал в воздухе, но теперь он казался горьким, смешанным с тревогой. Они так ждали его возвращения: представляли, как он ворвётся в дом, смеясь, с рассказами о новых друзьях и приключениях. Лариса даже украсила его комнату воздушными шарами. Но Артём вернулся тенью самого себя.
Вчера они встречали его у ворот. Виктор нервно теребил ремень, Лариса вглядывалась в дорогу, пока пыльный автобус не затормозил. Артём вышел последним. Его кроссовки шаркали по гравию, взгляд был прикован к земле. Волосы, обычно аккуратно зачёсанные, свисали спутанными прядями.
— Тёмочка! — Лариса бросилась к нему, но сын лишь буркнул что-то невнятное и прошёл мимо.
Даже их лабрадор Барон, радостно кинувшийся к хозяину, получил лишь лёгкий толчок в сторону. Артём молча сбросил рюкзак в прихожей и поднялся наверх. Дверь его комнаты хлопнула, отрезав его от мира.
— Может, он просто переутомился? — предположил Виктор, но в его голосе уже звенела тревога.
Прошёл день, а Артём не выходил. Пирог остался нетронутым. Его гитара, на которой он обожал бренчать, пылилась в углу. Лариса, не выдержав, поднялась к его комнате. Дверь скрипнула, открывая вид на сына: он лежал, свернувшись под одеялом, несмотря на июльскую жару.
— Тём, может, поешь? — тихо спросила она, присаживаясь на край кровати. — Я твой любимый пирог испекла.
Артём едва заметно мотнул головой, не поворачиваясь. Лариса коснулась его плеча — он вздрогнул, как от ожога.
— Тебе плохо? Может, врача?
— Не надо, — голос сына был хриплым, пустым, словно эхо из глубокой ямы.
Лариса вернулась на кухню, где Виктор уже наливал себе кофе. За окном сгущались сумерки, деревня затихала. Где-то вдали скрипела калитка, лаяли собаки. Но их дом был погружён в гнетущую тишину.
К утру пошёл дождь. Капли барабанили по крыше, усиливая чувство беспокойства. Лариса не спала всю ночь, прокручивая в голове возможные причины: ссора с друзьями? Первая любовь? Болезнь? Но что-то внутри шептало, что всё гораздо хуже.
Утром в дверь постучала соседка, тётя Зина — невысокая, с острым взглядом, который замечал всё. Она вошла, опираясь на трость, и сразу перешла к делу:
— Ларис, видела, как вы Тёму встречали. Что с ним? Будто не он вернулся.
Лариса замерла, разливая чай. Слова соседки озвучили её собственный страх.
— Он почти не говорит, — призналась она. — Я не знаю, что там было.
Тётя Зина нахмурилась, постучала пальцами по столу.
— Слушай, мать, я старая, но глаза у меня зоркие. Ваш парень… он напуган. Будто видел что-то, чего не должен.
Вечером Артём неожиданно спустился к ужину. Сел, механически поднёс ложку ко рту. Когда Лариса уронила крышку от кастрюли, он вздрогнул так, будто прогремел выстрел.
— Прости, — пробормотала она, но Артём вдруг поднял глаза.
Впервые за эти дни он посмотрел на них по-настоящему. Его зрачки были огромными, словно он всё ещё видел что-то ужасное.
— Они сказали, что нельзя рассказывать, — тихо произнёс он. — Иначе будет хуже.
Лариса затаила дыхание. Виктор медленно отложил вилку.
— Кто, Тём? — спросил он, стараясь говорить спокойно. — Кто это сказал?
— Вожатые. Олег Петрович и Светлана, — Артём уставился в тарелку. — Они говорили, что я слабый. Что таких, как я, надо ломать.
Лариса почувствовала, как кровь прилила к вискам. Виктор сжал кулаки, но голос его остался ровным:
— Что они делали?
Артём заговорил быстрее, будто боялся, что решимость исчезнет:
— В первый день я не смог залезть на канат. Олег Петрович сказал, что я позор отряда. Они с другими вожатыми заперли меня в подвале. Там было холодно, и крысы бегали. Я кричал, но никто не пришёл. Потом Светлана открыла дверь и сказала, что это для моего же блага. Чтобы я стал сильнее.
Он замолчал, теребя край скатерти. Лариса опустилась перед ним на колени, взяла его руки в свои.
— Ты не должен был это терпеть, — сказала она твёрдо. — Никто не имеет права так с тобой поступать.
Артём вдруг разрыдался. Он прижался к матери, его плечи тряслись. Сквозь слёзы он рассказал, как вожатые заставляли его и других детей маршировать под дождём, пока кто-то не упадёт; как их пугали, что родители их бросили; как Олег Петрович снимал на телефон, когда Артём плакал, угрожая выложить видео в сеть.
— Я не хотел вас подвести, — всхлипывал он. — Я старался быть сильным.
— Ты и есть сильный, — Виктор подошёл и крепко обнял сына. — И мы разберёмся с этим.
Наутро они поехали в лагерь. Артём остался с тётей Зиной, но перед уходом протянул матери сложенный лист бумаги. Это был рисунок: тёмные фигуры взрослых с горящими глазами и маленькие силуэты детей, съёжившихся в углу.
— Я рисовал, когда не мог спать, — прошептал он.
Лагерь встретил их яркими флагами и смехом. Директор, мужчина с натянутой улыбкой, начал говорить о «высоком уровне воспитания», но замолчал, когда Виктор выложил на стол фотографии синяков на теле Артёма и его рисунок.
— Это недоразумение, — пробормотал он, но его руки дрожали. — Дети иногда выдумывают…
— Выдумывают? — Лариса вскочила. — Мой сын боится собственной тени! И это сделали ваши «профессионалы»!
Она достала телефон и включила запись, которую Артём тайком сделал в лагере: голос Олега Петровича, угрожающего детям, и плач кого-то из отряда. Директор побледнел.
— Мы разберёмся, — выдавил он. — Но не стоит раздувать…
— Раздувать? — Виктор шагнул ближе. — Мы идём в полицию. И в СМИ. Пусть все узнают, что вы творите с детьми.
Они вышли из кабинета, оставив директора в тишине. На обратном пути Лариса крепко сжимала руку Виктора. Они знали, что впереди долгая борьба, но главное — Артём начал говорить. А значит, он возвращался к ним.
Дома их ждал сюрприз. Артём сидел за столом с тётей Зиной, и на его губах впервые за эти дни мелькнула слабая улыбка. Он держал свою гитару и тихо наигрывал мелодию. Барон лежал у его ног, помахивая хвостом.
— Я написал песню, — сказал Артём, глядя на родителей. — Про то, как я вас ждал.
Лариса почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза. Это был их сын. Не тень, а живой, настоящий. И они сделают всё, чтобы он больше никогда не боялся.
