Диана 
Мария всегда верила, что любовь — это не вспышка, не буря, не громкое признание под луной. Любовь — это каждодневный выбор. Просыпаться рядом с человеком, видеть его в моменты слабости, раздражения, усталости, и всё равно оставаться. Любить — это быть.
С Алексеем они познакомились просто: очередь в кафе, он случайно взял её заказ. Она возмутилась, он извинился, предложил оплатить обед. Они посидели вместе. Болтали ни о чём и обо всём. Потом — первое свидание, прогулки по набережной, вечерние звонки, переезд в общую квартиру, долгие разговоры под одеялом о детстве, мечтах, страхах.
Семь лет вместе. Пять — в браке.
Он называл её Машкой, любил, когда она хмурится и щурится от солнца. Готовил ей кофе с одной ложкой сахара и двумя — заботы. Делал заметки в телефоне: «Купить Маше грушевый пирог. Обнять Машу, просто так. Сказать, что она самая красивая». Он был её домом.
А потом — звонок. Один.
Авария.
Сухой голос диспетчера. Больница. Отделение реанимации. Свет холодный, стены бледные, врачи в масках, которые не смотрят в глаза. Алексей без сознания. Машины столкнулись на перекрёстке, в него врезались на полной скорости. Удар пришёлся на сторону водителя.
Через двое суток он пришёл в себя. Мария вбежала в палату, сердце стучало, как молот. Его глаза открылись. Голубые, как всегда. Чистые. Но… чужие.
— Алексей… — прошептала она. — Лёша. Я здесь. Я с тобой.
Он смотрел на неё спокойно. Слегка нахмурился.
— Простите… кто вы?
Амнезия. Так объяснили врачи. Удар в височную долю, кратковременная потеря памяти, ретроградная амнезия. Он не помнит последние годы. И в этих годах — её. Их встреча. Их жизнь.
Мария держалась. На автомате ухаживала, кормила с ложки, меняла повязки, помогала вставать. Он благодарил её за каждое прикосновение. Вежливо. Почти с холодом. Он не знал, как она пахнет по утрам. Не узнавал её голос. Не помнил, как называл её раньше.
— Мы были счастливы? — однажды спросил он.
Она не знала, что ответить. «Мы были домом друг для друга», — хотела сказать. Но выдохнула просто:
— Да. Очень.
Когда его выписали, она привезла его домой. В их квартиру. С фотографиями на стенах, их котом Бубликом, мягким пледом, в который он любил её заворачивать. Всё стало похоже на игру: он — гость в собственной жизни.
Она могла бы оставить его у родных. Сбежать от боли. Но осталась.
Каждое утро начиналось с улыбки, даже если внутри всё сжималось от пустоты. Она рассказывала о прошлом, показывала фото, водила по знакомым местам. Он слушал. Иногда улыбался. Иногда грустил.
Они снова начали гулять в парке. Сидели на их лавочке у фонтана. Он сказал:
— Я не помню, как мы сидели здесь. Но мне почему-то спокойно рядом с вами.
Она ухмыльнулась сквозь слёзы:
— Спокойствие — это наше.
Шли месяцы. Она снова училась завоёвывать его. Смехом. Улыбкой. Терпением. Пирогами, которые он раньше обожал. Вечерами включала музыку, под которую они танцевали на кухне. Он смотрел на неё иначе. Мягче.
Он начал запоминать её повадки. Как она поправляет волосы, когда нервничает. Как хмурится, читая новости. Как молчит в машине, когда думает.
— Маша, — сказал он однажды, — ты удивительная. Если я и правда тебя полюбил… то понимаю почему.
И вот — вечер. Он нашёл старую коробку с их письмами. Там — открытка на годовщину: «Спасибо, что ты — моё всегда». Фото с отпуска. Браслет с гравировкой. Он долго смотрел на надпись. А потом поднял глаза на неё:
— Я не знаю, вспомню ли я всё. Но, Маша… Я чувствую. Внутри. Будто сердце помнит.
Она подошла и взяла его за руку. Его пальцы сжались в ответ. Так же, как раньше.
Через год он встал на одно колено, на том же мосту, где сделал это впервые.
— Я снова влюбился в тебя, Маша. Сначала — умом. Потом — сердцем. И теперь — всей душой. Ты выйдешь за меня ещё раз?
Она смеялась сквозь слёзы:
— Всегда.
