Диана 
— Света, ты что, звезда теперь? Премию схватила, а нам ни слова? — голос мужа гремел, как весенний гром, и Светлана только качнула головой, пряча улыбку.
Вода из крана текла тонкой струйкой, отдавая ржавчиной и болотом. Светлана подставила старый эмалированный чайник, глядя, как капли лениво падают в его нутро. За окном апрельский вечер окутывал город серым покрывалом, фонари загорались раньше обычного. Двадцать лет, подумала она, двадцать лет я пью эту воду, мою ею посуду, варю супы. Хоть бы кто фильтр поставил.
— Светка, ты где там? — донесся из комнаты голос свекрови. — Чай мне когда будет?
Светлана не ответила. Сил на споры не осталось — день в офисе выжал её до последней капли, глаза устали от бесконечных таблиц и мелкого шрифта. Чайник наконец щелкнул, и она заварила две кружки: себе — с ромашкой, чтобы успокоить нервы, и свекрови — с жасмином, дорогим, купленным на распутье зарплаты, хотя Светлана сама предпочла бы что-то попроще.
— Вот, — она поставила чашку на журнальный столик, где восседала свекровь, Зинаида Павловна, с вечным вязанием в руках.
— Фу, опять эта бурда, — скривилась та, даже не попробовав. — Химией несёт, как из аптеки.
Светлана лишь выдохнула. Если не химия, то «слишком горький» или «похоже на траву». Зинаида Павловна всегда находила, к чему придраться.
С улицы донеслись шаги — тяжёлые, быстрые. Сын. Ключ в замке провернулся с раздражённым скрежетом.
— Артём, поешь? — Светлана выглянула в прихожую.
Сын скинул кеды, не развязывая, и прошёл мимо, бросив рюкзак у стены. Семнадцать лет, а уже выше отца, с такими же карими глазами, но взгляд — колючий, как у подростка, который ненавидит весь мир.
— Не хочу, — пробурчал он, открывая холодильник. Достал сыр, отрезал кусок ножом и засунул в рот, даже не взяв тарелку.
— Я борщ сварила, горячее поешь, — Светлана убрала чайник на место.
— У тебя вечно борщ этот, — Артём закатил глаза. — Надоело.
Он ушёл в свою комнату, оставив дверцу холодильника приоткрытой. Светлана закрыла её, привычно подавив укол раздражения.
Так и текли их вечера: между кухней и комнатами, между «надоело» и «опять», между усталостью и молчаливым напряжением.
Телефон завибрировал. Муж.
«Задержусь. Не жди».
Светлана прикрыла глаза. Четвёртый раз за неделю. Она не спрашивала, где он. Не хотела знать. Может, с друзьями в баре. Может, с той самой Катей из бухгалтерии, которая звонит ему по выходным «по срочному вопросу». Сил на выяснения не было.
Ночью она сидела на полу в ванной, прижав ладонь ко рту, чтобы заглушить рыдания. Шум воды из крана — её старый союзник — скрывал всхлипы.
«Тебе сорок, Света, — шептала она сама себе. — Почему ты ревешь, как девчонка?»
За стеной храпел Олег — громко, с присвистом, будто и во сне был доволен собой. А рядом, на их кровати, спала Зинаида Павловна. Три года назад она переехала к ним после травмы колена, заявив, что ей «нужна помощь». И осталась. Кажется, навсегда.
Светлана спала в комнате сына, на старом матрасе. Артём ворчал, что мать занимает его пространство, но молчал, когда она укладывалась спать. Он был единственным, кто ещё терпел её в этом доме.
На работе её вызвал директор, Виктор Иванович. Светлана шла по коридору, перебирая в уме все возможные промахи. Последние месяцы она работала на автопилоте: недосып, придирки свекрови, молчание мужа — всё смешалось в серый туман.
Виктор Иванович сидел за столом, задумчиво постукивая карандашом.
— Светлана, присаживайтесь, — сказал он, и в его голосе не было привычной строгости.
Она села, сжимая в руках папку с отчётами.
— Я проверил ваши расчёты по бюджету, — начал он, глядя поверх очков. — Вы нашли ошибку. Крупную. Если бы не вы, мы бы попали на штраф. Полмиллиона.
Светлана моргнула. Ошибка? Она просто сидела ночами, проверяя цифры, чтобы отвлечься от мыслей о доме.
— Вот, — он протянул ей конверт. — Премия. Восемьдесят тысяч. Заслужили.
Она взяла конверт, не веря своим глазам.
— Отдохните, Светлана, — неожиданно мягко добавил он. — У вас отпуск не брали лет пять. Съездите куда-нибудь.
Она вышла из кабинета, будто во сне. Восемьдесят тысяч. Словно кто-то сверху решил дать ей шанс.
В метро она прижимала сумку к груди, чувствуя тепло конверта. Обычно после работы она шла в магазин, где всё подешевле. Но сегодня ноги сами повернули в другую сторону. На соседней улице, у старого здания с вывеской «Мир путешествий», она остановилась. В витрине — фотографии: лазурное море, белый песок, пальмы. Светлана смотрела на них, и в груди что-то шевельнулось — не то тоска, не то надежда.
Она толкнула дверь.
Внутри пахло ванилью и бумагой. Девушка за стойкой улыбнулась:
— Добрый день! Ищете что-то конкретное?
— Я… — Светлана замялась, чувствуя себя не в своей тарелке. — Просто посмотреть.
— Присаживайтесь, — девушка указала на стул. — Море? Горы? Куда бы хотели?
— Море, — вырвалось у Светланы. — Одной.
Они говорили минут двадцать. Крым, Абхазия, Турция… Названия кружили голову, как в детстве, когда она мечтала о путешествиях.
— Шестьдесят пять тысяч за неделю, — подвела итог девушка. — Отель у моря, номер одноместный, завтраки включены.
Светлана коснулась сумки. Почти вся премия. Ничего не останется — ни на новые кроссовки Артёму, ни на лекарства свекрови, ни на ремонт машины Олега. Но в голове уже звучал шум волн.
— Когда выезд?
— Через десять дней.
— Беру, — Светлана открыла сумку и достала конверт.
Путёвку она спрятала в ящике с бельём, под стопкой полотенец. Десять дней прошли как в лихорадке. Она готовила, убирала, работала, но внутри росло новое чувство — лёгкое, как пузырьки в газировке. Она никому не сказала. Олег всё так же пропадал «на работе», Зинаида Павловна ворчала, Артём молчал. Никто не заметил, как она изменилась.
За два дня до отъезда она собирала сумку ночью, пока дом спал. Старый купальник, платье, которое не надевала со свадьбы подруги, потёртые сандалии. В шкафу нашёлся солнцезащитный крем — купленный для отпуска, который так и не случился из-за «срочной операции» свекрови. Позже выяснилось, что никакой операции не было, просто Зинаида Павловна хотела внимания.
На кухне что-то звякнуло. Светлана замерла.
— Ты чего возишься? — Олег стоял в дверях, заспанный, в мятой футболке.
— Собираюсь, — ответила она, решив не лгать.
— Куда?
— На море.
Он уставился на неё, будто она призналась в краже.
— На море? Одна? Откуда деньги?
— Премия, — спокойно сказала она. — На работе дали.
— И ты молчала? — его голос задрожал от возмущения. — Это же наши деньги!
— Мои, — поправила Светлана. — За мою работу.
Она достала путёвку и протянула ему. Олег схватил бумаги, пробежал глазами.
— Шестьдесят пять тысяч? Ты спятила? На себя всё спустила?
— Да, — она улыбнулась, и улыбка вышла неожиданно дерзкой. — На себя.
— А мы как же? — он повысил голос, но Светлана жестом велела тише.
— У тебя зарплата. У твоей мамы пенсия. Артём не маленький. Неделю справитесь.
Олег побагровел, сжал кулаки.
— Ну ты и эгоистка! — выпалил он. — Премию получила и ни слова!
Светлана посмотрела на него — на его красное лицо, на сжатые губы. Двадцать лет она ждала, что он увидит её, поймёт, поддержит. А он видел только деньги.
— Эгоистка? — она шагнула ближе. — Это я, которая тянет весь дом? Я, которая готовит, стирает, платит за всё, пока ты «задерживаешься» с Катей? Я, которая не была в отпуске десять лет, потому что твоя мама вечно «болеет»?
— Откуда ты… — начал он, но осёкся.
— Про Катю? — Светлана рассмеялась. — Да всё я знаю. И знаешь, мне плевать. Я еду на море. Без тебя.
Из комнаты послышался шорох. Зинаида Павловна, в халате, появилась в дверях.
— Что за шум? Светка, опять скандалишь?
— Мама, она премию получила и на море собралась! — Олег повернулся к ней, как к судье. — Одна! Всё спустила!
Зинаида Павловна ахнула, прижав руку к груди.
— Бесстыжая! А мои таблетки? А я как же?
— Ваши таблетки в аптеке, — холодно ответила Светлана. — И пенсия у вас есть. А если что, сын поможет.
— Я больная! — взвизгнула свекровь.
— У вас сердце как у двадцатилетней, — отрезала Светлана. — А у меня от такой жизни уже не сердце, а комок нервов.
— Мам, что происходит?
Артём стоял в дверях, сонный, с растрёпанными волосами.
— Я еду на море, — Светлана посмотрела на сына. — Купила путёвку. На неделю. Одна.
— Ты? На море? — он заморгал, пытаясь осознать.
— Да, — она улыбнулась. — Первый раз в жизни.
— Она деньги украла! — вмешался Олег.
— Мои деньги, — твёрдо сказала Светлана. — За мою работу. А ты, Олег, когда последний раз спрашивал, как я живу? Когда мы всей семьёй куда-то ездили? Когда ты мне цветы дарил?
Артём переводил взгляд с матери на отца, явно растерянный.
— Я еду, — Светлана застегнула сумку. — И вернусь через неделю. Может быть.
— Может быть? — переспросила Зинаида Павловна.
— Да, — кивнула Светлана. — Я ещё не решила, чего хочу дальше.
Она повернулась к Артёму, смягчив голос:
— Не волнуйся. Я вернусь. И привезу тебе что-нибудь. Камешек с пляжа или ракушку.
Сын смотрел на неё, и в его глазах мелькнуло что-то новое — уважение, смешанное с удивлением.
Следующие два дня дом гудел, как улей. Олег демонстративно не разговаривал, включая телевизор на полную громкость. Зинаида Павловна устраивала сцены: то «теряла сознание», то громко причитала, что «невестка её бросила». Врачи, приезжавшие по вызову, только разводили руками: «Всё в норме».
Но Артём… Артём изменился. Он стал помогать по дому — мыл посуду, спрашивал, не нужно ли что-то купить. А однажды вечером, когда Светлана пила чай, он сел напротив и тихо спросил:
— Мам, а там правда красиво?
— Не знаю, — она улыбнулась. — Но я узнаю. И тебе расскажу.
В утро отъезда Светлана встала до рассвета. Проверила сумку, сварила себе кофе. Впервые за годы она не стала готовить завтрак для всех. Сегодня — только для себя.
Артём зашёл на кухню, когда она допивала чашку.
— Мам, может, тебя проводить?
— Такси уже едет, — она покачала головой. — Тебе в колледж пора.
Он кивнул, но не ушёл.
— Ты вернёшься?
— Вернусь, — она посмотрела ему в глаза. — Обещаю.
Он вдруг шагнул к ней и обнял — крепко, как в детстве.
— Купайся там, — пробормотал он. — И… ну… береги себя.
Светлана гладила его по спине, сдерживая слёзы.
Дверь хлопнула — Олег вернулся с ночной смены. Увидел сумку, скривился.
— Всё-таки едешь?
— Да, — коротко ответила она.
Он помялся, потом выдавил:
— Могла бы меня взять. Я тоже устал. Спина болит.
— Это мой отпуск, — Светлана подняла сумку. — Моя премия. Моя жизнь.
Телефон пискнул — такси приехало.
Она обняла Артёма ещё раз. Олег остался стоять в прихожей, глядя в пол. Зинаида Павловна не вышла — только громко вздохнула из своей комнаты.
— Свет, а ужин как? — крикнул Олег, когда она уже открывала дверь. — Артём же голодный будет!
Она обернулась. Двадцать лет она отвечала на этот вопрос. Двадцать лет была не женой, не матерью, а функцией — готовить, убирать, терпеть.
— Картошку пожаришь, — бросила она. — Ты же взрослый.
Дверь закрылась за ней с мягким щелчком.
Такси ждало у подъезда. Водитель молча убрал сумку в багажник. Обычная женщина, обычная поездка — кто бы подумал, что для неё это больше, чем отпуск? Это — бунт. Начало.
Когда машина отъехала, телефон завибрировал. Сообщение от Олега: «Ты хоть список оставила, что готовить? Я не умею. Могла бы еду на неделю заготовить».
Светлана посмотрела на экран и рассмеялась — громко, свободно. Водитель покосился на неё, но ничего не сказал.
Телефон зазвонил. Олег. Она смахнула вызов и выключила звук. До самолёта ещё три часа, и она хочет провести их в тишине.
В аэропорту она сидела у окна, глядя на взлётную полосу. В сумке лежала путёвка, в голове — шум моря, которого она ещё не видела. Но главное — в груди билось новое чувство. Не страх, не усталость, а что-то живое.
Через неделю она вернётся. Но уже не той Светланой, что уезжала. Она привезёт Артёму ракушку и расскажет, как пахнет море. А ещё — она начнёт новую жизнь. Может, найдёт другую работу. Может, снимет квартиру — для себя и сына. Может, даже научится танцевать, как мечтала в юности.
В самолёте она открыла блокнот, который взяла с собой, и написала: «День первый. Я сделала это».
А за окном, где-то далеко внизу, остался город, где она была невидимкой. Теперь она летела туда, где будет только она, море и бесконечное небо.
