Диана 
Марии было двадцать два. Её тёмные волосы были всегда собраны в нетугой хвост, руки в трещинках от постоянной стирки, а глаза — как у птицы, раненой, но не сдающейся. Когда она родила Артёма, мир стал светлее, но и тяжелее.
От отца мальчика осталась лишь надпись в графе: «Фёдоров Игорь», да несколько фотографий, сделанных в начале беременности. Он исчез так же быстро, как и появился — с обещаниями, что вернётся, когда «встанет на ноги». Не вернулся.
Мария выживала как могла: работала на швейной фабрике, мыла лестничные клетки, ухаживала за пожилой соседкой ради скидки на жильё. Артём был её светом. Но и её грузом. Не по своей вине — просто так вышло.
Когда сын заболел, а на фабрике ей в третий раз поставили «прогул», Мария поняла, что теряет всё. Денег не хватало даже на хлеб. Тепла в комнате не было — обогреватель сгорел, а за электричество уже грозили отключением. Артём кашлял ночами, худел, и Мария уже не могла смотреть в его глаза без стыда.
— Я не хочу его бросать, — повторяла она в Управлении опеки. — Просто… я не могу ему дать то, что он заслуживает. Сейчас. Но это не навсегда.
Социальная работница — Анна Сергеевна — не перебивала. Она видела сотни таких девушек. Некоторые плакали, другие кричали. Мария молчала, только губы дрожали.
— Есть форма временного помещения. Без лишения родительских прав. Вы будете приходить. Общаться. Сможете забрать, когда встанете на ноги.
В детском доме на окраине района, куда их отвезли, пахло супом, стиранным бельём и отчуждённой заботой. Артём не плакал. Просто оглянулся, когда воспитательница взяла его за руку.
— Мама, ты же вернёшься?
Мария не нашла слов. Только кивнула.
Она осталась одна, с его старой шапочкой в руках, на лавочке у ворот. Всё внутри кричало. Но снаружи она была тишиной.
Прошло три месяца.
Мария нашла подработку на почте, переехала в общежитие с общей кухней, спала на старом диване, но уже с одеялом, а не в пальто.
Каждую неделю она приезжала к Артёму. Привозила яблоки. Вязала ему шарф. Стирала его вещи дома. Учила с ним буквы.
— Мама, а когда домой?
— Скоро. Очень скоро. Я уже почти готова, зайчик.
Сотрудники детдома знали: не каждая мать возвращается. Но Мария — из тех, кто возвращается.
Она не герой, не святая, не исключение. Она просто — мать. Настоящая. Живая. С болью и любовью.
И когда она вернёт Артёма — а она вернёт — он будет знать: его не бросили. Его берегли.
