Диана 
Ранним утром, когда роса ещё сверкала на траве, Алексей разгружал свои вещи в стареньком вагончике, где собирался жить, пока дом не будет готов. Часы едва пробили пять, а она уже была в огороде — тонкая, с волосами, убранными в аккуратный узел, и лёгкой тенью усталости на лице. Ей было около сорока, может, чуть больше, но в её движениях сквозила деревенская живость: без суеты, но с какой-то природной грацией. Она то полола грядки, то развешивала бельё, то возилась с цветами у крыльца. Потом, быстро умывшись, накидывала тёмно-зелёное пальто, брала сумку и торопилась к автобусу. Вечером возвращалась с пакетами, полными покупок, и снова бралась за дела: полив, уборка, готовка. Будто время для отдыха ей не полагалось.
Алексей не мог отвести от неё глаз. Откуда в ней столько силы? Одинокая женщина, тянущая на себе весь дом, огород и, судя по всему, работу в городе. Её звали Елена — он узнал это позже, но уже с первого дня понял: она не из тех, кто сдаётся.
Рядом с ней жил мужчина — её ровесник, но полная противоположность. Лохматый, с вечно мятой одеждой, он целыми днями слонялся без дела. То курил у забора, то тянул пиво на крыльце, то лениво листал телефон, посмеиваясь над чем-то. Алексей сначала подумал, что тот, возможно, болен или переживает трудные времена. Но чем дольше наблюдал, тем яснее видел: обычный лентяй, живущий за чужой счёт.
Бывший военный повидал всякое. Он знал, как жизнь может сломать человека, но не мог смириться с тем, как Елена, такая сильная и стойкая, тянет всё на себе, а этот тип даже не пытается ей помочь. С каждым днём она нравилась ему всё больше — не просто как соседка, а как женщина, в которой было что-то настоящее, глубокое, почти забытое. Ему хотелось облегчить её ношу, дать ей хоть минуту покоя. Но он медлил: чужая жизнь — как тёмный лес, не зная троп, легко заблудиться.
Однажды вечером, возвращаясь со стройки, Алексей услышал крики из соседского двора. Громкий мужской голос, потом хлопок двери, и тишина. Елена вышла на крыльцо, села на ступеньку, обхватила колени и застыла, глядя в пустоту. В неверном свете фонаря он заметил, как она украдкой вытерла щёку. Сердце Алексея сжалось. Он не выносил женских слёз.
Через пару дней сцена повторилась. Он месил раствор для фундамента, когда услышал:
— Это что за бурда? Ты хоть раз можешь приготовить что-то съедобное? Моя тётка и то лучше готовила!
Елена молчала. Сняла фартук, вышла во двор, села на лавку и уставилась в небо. Губы сжаты, брови нахмурены, но ни слова в ответ. Терпит. Алексей стиснул зубы, сдерживая порыв вмешаться.
А потом был вечер, когда она возвращалась с работы, нагруженная сумками. Тот самый мужчина сидел на крыльце с банкой пива, громко хохотал в телефон:
— Да Ленка-то? Нормальная, но скучная. А вот Светка из магазина — огонь! Надо бы заскочить к ней вечерком.
Елена прошла мимо, будто ничего не слышала. Ни взгляда, ни звука. Алексей чувствовал, как в нём закипает злость. Как можно так жить? Почему она терпит? Любовь? Привычка? Или что-то ещё, чего он не понимает?
Время шло, дом Алексея рос. Он клал кирпичи, строгал доски, возводил крышу, но мысли всё чаще возвращались к Елене. Её шаги, её усталый, но тёплый взгляд, её спокойствие, за которым скрывалась буря. Он ловил себя на том, что ждёт её возвращения с работы, её быстрых движений во дворе, её редких улыбок. Ему хотелось забрать её из этой жизни, где она гасла, как свеча на ветру. Дать ей тепло, заботу, дом, где она будет не служанкой, а желанной женщиной.
И он решился. Начал с малого: стал «случайно» оказываться у магазина, когда Елена выходила с покупками. Первый раз предложил:
— Сумки тяжёлые, давай помогу. Всё равно по пути.
Она посмотрела с лёгким удивлением, но кивнула:
— Спасибо, сосед.
Семь минут до её дома стали для Алексея лучшей частью дня. Разговоры были короткими, осторожными: о погоде, о дороге, о том, не мешает ли его стройка. Она отвечала скупо, но без настороженности:
— Работаю в школе, учу младшеклассников. Устаю, конечно, но дети — они такие… настоящие.
— А я вот дом строю, — улыбался он. — Хочу, чтобы всё по-моему было. Чтобы душа в нём жила.
— Это хорошо, — тихо отвечала она. — Когда своими руками… это навсегда.
Потом были другие встречи. Он уже знал, когда она выходит из магазина, и оказывался рядом. Она привыкла, перестала смущаться, а однажды сама протянула ему пакет:
— Сегодня совсем сил нет. Выручи, Алексей.
— Всегда, — ответил он, и это слово прозвучало как обещание.
Она представилась: «Елена». Он запомнил, как мягко звучит её имя. А однажды, стоя у ворот, она говорила по телефону:
— Завтра в город поеду, надо в аптеку, потом за нитками для вышивки.
Наутро Алексей «случайно» оказался за рулём. Увидел её на повороте, остановился:
— Елен, в город? Я за стройматериалами еду, могу подвезти.
Она колебалась, но села. Всю дорогу молчала, глядя в окно, а он украдкой смотрел на неё: на тонкие пальцы, сжимающие ремешок сумки, на лёгкую морщинку у губ. На светофоре он решился:
— Знаешь, Елена, ты заслуживаешь большего. Не сумки эти таскать, не упрёки слушать. Ты… слишком хорошая для такой жизни.
Она улыбнулась — устало, но искренне:
— Привыкла я. Да и не так всё просто.
— Почему? — вырвалось у него.
Она отвела взгляд:
— Потом расскажу. Может.
После той поездки они сблизились. Не сразу, не резко — просто чаще говорили, чаще встречались. Она уже не удивлялась, когда он ждал у магазина, и даже улыбалась, видя его. Но вечерами, когда её «сожитель» орал из дома, требуя ужина, Алексей чувствовал, как в нём закипает гнев. Он представлял, как забирает её к себе, в свой дом, где будет тепло, уютно и тихо. Где она наконец-то сможет смеяться.
Дом был готов. Простой, но крепкий, с широкими окнами и верандой, где Алексей любил пить утренний кофе, глядя на лес. Он обставил его мебелью, повесил занавески, завёл кота — рыжего, наглого, но тёплого. И всё чаще думал: этот дом — для них двоих.
Елена стала заходить в гости. То с пирогом, то просто «посмотреть, как стройка». Они говорили о мелочах: о её любви к вышивке, о том, как она боится пауков, о его службе, где он научился ценить тишину. Алексей ждал момента, чтобы сказать главное. И этот момент настал.
Он пригласил её на новоселье. Погладил рубашку, испёк пирог с вишней по старому семейному рецепту, заварил чай с мятой. Елена пришла в простом платье, с распущенными волосами — впервые он видел её такой, без привычного пучка. Они пили чай, смеялись над тем, как кот пытался украсть кусок пирога, и вдруг Алексей решился:
— Лена, ты не должна так жить. Ты заслуживаешь счастья. Не криков, не тяжести. Ты заслуживаешь… любви. Я хочу, чтобы ты была со мной. Здесь. В этом доме.
Она молчала, глядя на чашку. Потом подняла глаза, и в них блестели слёзы.
— Алексей… ты хороший. Правда. Но ты не всё знаешь. Сергей — не муж мне. Он мой брат.
— Брат? — Алексей замер, не веря.
— Младший. С детства был… трудным. Родители его баловали, а он всё равно пил, гулял, ничего не хотел. Когда их не стало, я забрала его к себе. Дом наш общий, наследство. Я думала, он изменится. Но… — она горько усмехнулась. — Не изменился. А я привыкла. Терплю. И мужчин отпугивает он же. Были те, кто хотел… но он их всех прогнал. Сказал как-то одному: «Она тебе не пара, с ней только хлопоты». И всё. Я махнула рукой. Живу, как есть.
Алексей выдохнул. Всё встало на свои места.
— А если… — начал он, — если уйти? Начать заново? Не с ним, а с тем, кто будет тебя беречь?
Она посмотрела на него, и в её глазах мелькнула искра.
— Это сложно. Но… я бы хотела попробовать.
— Тогда попробуй со мной, — сказал он твёрдо.
Свадьбы как таковой не было — просто тихий вечер в загсе, а потом ужин при свечах на веранде. Елена оставила брату дом, забрав только свои вышивки и старый чемодан. Они жили просто: она учила детей, он чинил соседям технику, вечерами они пили чай, а кот мурлыкал рядом. Елена научилась смеяться — звонко, как девчонка. А Алексей узнал, как выглядит счастье: это её глаза, когда она смотрит на закат, это её рука в его ладони, это их общий дом, где нет места крикам и усталости.
Однажды, когда они сидели на веранде, она сказала:
— Знаешь, я думала, что моё время ушло. А ты… ты подарил мне новую жизнь.
Он обнял её и шепнул:
— Это только начало, Лена. Впереди у нас всё.
И в тот вечер, под звёздами, они оба знали: их дом — не просто стены. Это место, где два сердца нашли друг друга, чтобы больше никогда не терять.
