Весна в этом году пришла с опозданием, но зато с размахом. Мой сад, обычно сдержанный в апреле, вдруг расцвёл так, словно решил наверстать упущенное. Я сидела на веранде, любуясь первыми нарциссами, когда тишину разрезал рёв мотора. У ворот остановился потрёпанный пикап, весь в пятнах грязи, будто вернувшийся с ралли. Дверь распахнулась, и из кабины выскочил Максим – мой старый университетский друг, чья улыбка могла бы растопить ледник.
– Лера! – он помахал рукой, в другой держа бумажный пакет, из которого торчала бутылка вина. – Готова к сюрпризу?
Я отложила секатор, чувствуя, как сердце пропустило удар. Максим всегда появлялся как вихрь – без предупреждения, с кучей идей и энергией, которой хватило бы на небольшой город. Мы не виделись пару лет, но его звонки всегда приходили в самые неожиданные моменты. И вот он здесь, у моих ворот, с чем-то, что явно не обещало спокойных выходных.
– Не ждала, признавайся? – он подмигнул, открывая багажник. Там, среди каких-то коробок, стоял огромный рюкзак, явно не для однодневной вылазки.
– Максим, ты серьёзно? – я поднялась, отряхивая джинсы. – Что за налёт?
– Решил устроить себе перезагрузку, – он пожал плечами, будто это само собой разумелось. – Ты же не против, если я поживу у тебя пару дней? Ну, или недельку…
Я выдавила улыбку, хотя внутри что-то сжалось. Максим был частью моей юности – шумные вечеринки, споры до утра, безумные поездки на последнем поезде. Но теперь моя жизнь текла иначе: сад, статьи для местного журнала, утренний кофе в тишине. Я любила эту размеренность, как старый свитер – уютный и знакомый. А Максим… он был как фейерверк. Красиво, но долго не выдержишь.
– Заходи, – я открыла калитку. – Только не начинай сразу перестраивать мой дом, ладно?
Он рассмеялся, подхватил рюкзак и направился к крыльцу. Я смотрела ему вслед, пытаясь понять, почему его появление вызывает одновременно радость и смутное беспокойство. Может, дело в том, что с Максимом никогда не бывало «просто так»?
К вечеру дом наполнился его присутствием. Максим занял гостиную, небрежно раскидав вещи: гитару, пару книг, ноутбук с наклейками из далёких стран. На журнальном столике появился мой старый альбом с фотографиями – тот, что я хранила в комоде, подальше от любопытных глаз.
– Лерка, это что, ты? – он хохотнул, показывая на снимок, где я в ярко-зелёной кофте и с начёсом а-ля восьмидесятые. – Это же эпоха!
– Максим, не начинай, – я закатила глаза, но он уже листал дальше.
– А вот мы в походе! Помнишь, как ты учила нас разводить костёр? И как Димка чуть не спалил палатку?
– Дима был поэтом, – я улыбнулась, вспоминая. – Он пытался написать оду огню. Прямо там, с обгоревшей бровью.
Максим захохотал, но я вдруг почувствовала укол раздражения. Эти воспоминания были моими, личными. А он копался в них, как в коробке с игрушками. Я ушла на кухню под предлогом готовки ужина, но на самом деле просто хотела тишины.
За ужином он болтал без умолку: о своей новой работе, о путешествии в Перу, о том, как хочет открыть кофейню. Я кивала, подкладывая ему салат, но мысли были где-то далеко. Почему он не спросил, как дела у меня? Почему решил, что может вот так вломиться в мою жизнь?
– Лер, ты какая-то тихая, – он отодвинул тарелку. – Всё нормально?
– Просто устала, – соврала я. – Давай спать, завтра разберёмся.
Утро началось с сюрприза. Я проснулась от запаха блинов и звона посуды. Максим, в моём старом фартуке с ромашками, орудовал на кухне, напевая что-то из старого рока.
– Доброе утро, спящая красавица! – он подмигнул, ставя передо мной тарелку с горкой блинов. – Решил тебя побаловать. Когда ты последний раз ела домашние блины?
Я натянуто улыбнулась. Утро – моё время. Я привыкла начинать день медленно, с чашкой чая и видом на сад. А теперь на моей кухне хозяйничал Максим, и это было… слишком.
– – Лера, ты только посмотри! – он показал мне эскиз на салфетке. – Если передвинуть твой стол к окну, будет больше света. И полки можно переставить, чтобы книги не пылились. Я вчера на чердаке нашёл старый светильник – идеально впишется!
Я молча пила чай, чувствуя, как внутри нарастает буря. Это был мой дом. Моя кухня. Мои полки. А он уже всё перекраивал под себя.
– Максим, – я отставила чашку. – Это мой дом.
Он замер с лопаткой в руке.
– Ну да, я просто подумал… сделать уютнее.
– Он и так уютный, – мой голос дрогнул. – Для меня.
Он замолчал, но я видела, что он не понял. Для него это была игра – ворваться, всё перевернуть, осчастливить. А для меня – вторжение.
К вечеру третьего дня я была на грани. Максим занял мой рабочий кабинет, превратив его в свой «штаб». Мои папки с эскизами для журнала были сдвинуты в угол, на столе валялись его чертежи и недопитый кофе. А потом я услышала, как он по телефону приглашает нашего общего друга Стаса «заехать на выходные».
– У Леры тут шикарно! – вещал он. – Места полно, шашлыки замутим. Она не против, я знаю!
Я влетела в гостиную, не сдерживаясь.
– Максим, хватит.
Он обернулся, всё ещё с телефоном у уха.
– Стас, перезвоню, – бросил он и посмотрел на меня. – Что стряслось?
– Ты ведёшь себя так, будто это твой дом, – я старалась говорить спокойно, но голос дрожал. – Занимаешь мои вещи, зовёшь гостей, планируешь перестановки. Я этого не просила.
Он нахмурился.
– Лер, я думал, мы друзья. Ты же всегда говорила, что твой дом – мой дом.
– Это была метафора! – я сорвалась. – Не значит, что ты можешь решать за меня, где ставить мой стол или кого звать в гости!
– Я просто хотел помочь, – он развёл руками. – Ты же тут одна, зарываешься в свои цветочки и статьи. Я подумал, тебе нужно встряхнуться.
– Это моя жизнь, Максим. И мне она нравится.
Повисла тишина. За окном собиралась гроза, первые капли застучали по крыше.
– Вот как, – он опустился на диван. – То есть я тут лишний?
– Нет, – я вздохнула. – Но есть границы. Даже у дружбы.
Он долго молчал, глядя в пол. Потом вдруг сказал:
– Помнишь, как я на втором курсе пытался организовать наш клуб путешественников? С расписанием, взносами, уставом?
Я невольно улыбнулась. Тогда он чуть не довёл всех до бунта своими правилами.
– Думал, знаю, как лучше, – он криво усмехнулся. – И сейчас, похоже, тот же фокус. Прости, Лер.
Гроза миновала, оставив после себя запах мокрой земли и сирени. Мы сидели на веранде, укрывшись пледами. Максим смотрел на сад, где нарциссы покачивались под ветром.
– Знаешь, – он заговорил первым, – когда я развёлся, думал, что справлюсь. Подумаешь, пустая квартира. А потом понял, что тишина… она давит. И я рванул к тебе. Думал, у тебя всё просто, уютно. Что ты поймёшь.
– Я понимаю, – я тронула его руку. – Но моя жизнь – это не бегство. Это выбор. Я не одинока, Максим. У меня есть сад, работа, друзья. И ты – один из них. Но не хозяин моего дома.
Он кивнул, впервые за эти дни не споря.
– Я свалял дурака, да?
– Не дурака, – я улыбнулась. – Просто… переборщил с энтузиазмом.
Мы проговорили до ночи. Вспоминали старые байки, смеялись, иногда молчали. И впервые за эти дни я почувствовала, что он слушает. Не перебивает, не предлагает «улучшить» мою жизнь. Просто слушает.
Утром Максим уехал. Я смотрела, как его пикап исчезает за поворотом, и чувствовала странную смесь облегчения и лёгкой грусти. На кухне меня ждал сюрприз – письмо, написанное его размашистым почерком.
«Лера,
Прости за набег. Я правда думал, что спасаю тебя от скуки, а оказалось, что убегал от своей. Ты права – у каждого своя жизнь, и твоя – чертовски классная. Спасибо, что напомнила, как важно иногда остановиться и спросить: а оно надо?
В холодильнике – торт. Твой любимый, с малиной. И я всё убрал в кабинете. Надеюсь, ничего не перепутал.
P.S. В следующий раз позвоню. И никаких шашлыков в твоём саду, клянусь.
Твой друг, Макс».
Я заглянула в кабинет. Всё было на местах, даже мои эскизы аккуратно сложены. А на столе стояла новая рамка с фото – мы с Максимом на выпускном, молодые, с нелепыми причёсками и счастливыми улыбками. На обороте его почерком: «Дружба – как нарциссы. Цветёт, если не топтать».
Я поставила рамку на полку, рядом с книгами и вазой с сиренью. Из сада тянуло свежестью, нарциссы танцевали под ветром, будто соглашаясь. Мой дом снова был моим, но теперь в нём жило что-то новое – понимание, что даже лучшие друзья иногда нуждаются в напоминании: границы есть у всех.
А вечером я нашла в почтовом ящике письмо от Максима – приглашение на открытие его кофейни через месяц. «Только без перестановок, обещаю!» – было приписано внизу. Я рассмеялась и пошла поливать нарциссы. Жизнь продолжалась – со всеми её вихрями, штилями и танцами теней в саду.