Диана 
Снег под ногами хрустел так звонко, будто мир решил напомнить о своей хрупкости. Лиза добиралась до деревни Ключёвка трое суток: сначала поезд, где холодные сквозняки пробирали до костей, потом душная маршрутка, пропахшая бензином и чужими разговорами, и, наконец, старый автобус, в котором она, зажатая между говорливой старушкой с корзиной яблок и угрюмым мужиком в ватнике, два часа считала трещины на мутном окне, чтобы не думать о том, куда едет.
В деревню Лиза прибыла в кромешной тьме. Автобус выплюнул её на обочину и укатил, оставив в морозной тишине. Воздух был таким острым, что перехватило дыхание, но через минуту она уже вдыхала его жадно, словно впервые в жизни узнала, что такое чистота. Небо над головой искрилось звёздами — густыми, яркими, будто кто-то рассыпал по чёрному бархату горсть алмазов. Лиза невольно задрала голову, выискивая знакомые созвездия. В детстве они с сестрой Катей любили лежать на траве и ловить падающие звёзды, загадывая желания. Катя всегда смеялась, что это просто метеоры, но всё равно шептала свои мечты в темноту.
О смерти сестры Лиза узнала из письма. Конверт, потрёпанный, с незнакомым почерком, нашёл её в почтовом ящике, где пролежал почти две недели. Лиза не ждала писем — не от кого было. Пальцы дрожали, пока она вскрывала конверт, стоя на лестничной площадке. Прочитав, она медленно сползла по стене, чувствуя, как мир качается под ногами. Слёз не было. Только пустота и мысль: «Это ошибка. Катя жива».
— Где тут улица Лесная, дом десять? — спросила Лиза у компании подростков, которые курили прямо на дороге, хохоча и перебрасываясь снежками.
Один из них, в мятой кепке и с обветренным лицом, лениво махнул рукой:
— Через тот переулок, потом направо. Дом здоровый, с резными воротами. Не промахнёшься.
Лиза кивнула и пошла, сжимая лямку рюкзака. Собачий лай раздавался то слева, то справа, заставляя её вздрагивать. Дом нашёлся быстро: высокий забор, расписанный морозными узорами, выделялся среди покосившихся изб. Лиза постучала в калитку — сначала тихо, потом решительнее. Из-за забора тут же загремел лай, глубокий и грозный, будто там сидел медведь, а не собака.
Она всегда боялась собак. А вот Катя их обожала — могла погладить любую дворнягу, смеясь над Лизиной осторожностью. «Они же добрые, Лиз, просто им любви не хватает», — говорила сестра.
Дверь распахнулась, и лай стих. На крыльце стоял мужчина — высокий, с тёмной бородой, в толстом свитере. Лиза разглядела его лицо в тусклом свете фонаря: резкие черты, глаза, в которых будто тлел холодный огонь.
— Я Лиза, — голос дрогнул, прозвучал тоньше, чем хотелось. — Сестра Кати.
— Заходи, — буркнул он, отступая в сторону.
Мужчина оказался мужем Кати — Игнатом. Имя странное, как из старой сказки. В доме пахло дровами и чем-то тёплым, домашним. Просторная кухня, массивная печь, деревянная мебель — всё выглядело так, будто сделано на века. Лиза украдкой разглядывала Игната. Он был красив, но в его взгляде было что-то тревожное, от чего хотелось держаться подальше.
— Чай будешь? — спросил он, ставя на плиту чугунный чайник.
Лиза кивнула, хотя есть и пить в этом доме ей не хотелось. Вдруг раздался детский плач. Она вздрогнула, не сразу поняв, что это. Игнат молча ушёл, а Лиза осталась на кухне, прислушиваясь к шорохам. «Ребёнок? Неужели Катина дочь?» — стучало в голове.
Она осторожно пошла следом, миновала гостиную с потрёпанным диваном и телевизором, раздвинула тяжёлые шторы. В маленькой комнате стояла кроватка. Игнат держал на руках малышку, тихо укачивая. Лиза шагнула ближе.
— Это её ребёнок? — спросила шёпотом.
Игнат кивнул, не глядя на неё.
— Как зовут?
— Маша. Четыре месяца.
Лиза сглотнула. Катя всегда мечтала назвать дочь Машей — в честь бабушки. Значит, это правда. Катя была здесь. И теперь её нет. Лиза хотела спросить, почему Игнат не написал о ребёнке, но слова застряли в горле.
Они вернулись на кухню. Игнат поставил перед Лизой тарелку с густой похлёбкой — мясо, картошка, запах трав. Ели молча. Лиза чувствовала, как взгляд Игната изучает её, и это пугало. «А что, если он виноват?» — мелькнула мысль, от которой по спине пробежал холод.
— Можно я останусь? — решилась она. — Мне больше некуда.
Игнат пожал плечами:
— Оставайся.
Ночью Лиза почти не спала. Ей постелили в маленькой комнате с голыми стенами и старой кроватью. Печь остыла, и холод пробирался под одеяло. За окном выли собаки, изредка плакала Маша, и каждый раз Игнат вставал, чтобы её успокоить. Лиза лежала, глядя в потолок, и думала о Кате. Почему сестра уехала сюда, в эту глушь? Почему вышла замуж за этого молчаливого человека? И что заставило её выйти на лёд в ту ночь?
Утром в дом вошла девушка — молодая, с тёмными косами и яркими щеками. Увидев Лизу, она ахнула:
— Ну надо же, вылитая Катя! Я Зоя, двоюродная сестра Игната. Сижу с Машкой, пока он на работе.
Зоя ловко достала бутылочку, начала готовить смесь. Лиза решилась:
— Расскажи, что случилось с Катей.
Зоя нахмурилась, завязала косу потуже.
— Утонула. Лёд был тонкий, провалилась. Никто не знает, зачем она туда пошла.
— А милиция? Они что, не искали, кто виноват?
Зоя вздохнула:
— Следователь смотрел, ничего не нашёл. Говорят, сама пошла. Игнат в тот вечер на ферме был, корову спасали. Его там полдеревни видело. А ты что, тоже думаешь, что он?
Лиза промолчала. Зоя казалась искренней, но что-то в её тоне настораживало.
— Хочешь, покорми Машу? — вдруг предложила Зоя.
Лиза растерялась. Детей она никогда не держала, но отказываться не стала. Зоя показала, как держать бутылочку, как следить, чтобы малышка не наглоталась воздуха. Маша была тёплой, пахла молоком и чем-то сладким. Она смотрела на Лизу, и та невольно искала в её чертах Катю. Но девочка была копией Игната — те же рыжие волоски, тот же упрямый подбородок.
— Похожа на отца, — сказала Лиза.
Зоя кивнула:
— Ага. Катя её обожала. Всё время с ней возилась, даже когда уставала.
Лиза почувствовала укол в груди. Катя всегда любила детей, мечтала о своей семье. А Лиза? Лиза была другой — вечно в тени сестры, вечно вторая. Они поссорились два года назад, когда Катя узнала, что Лиза переспала с её женихом, Максимом. Это была ошибка, глупая пьяная ночь, но Катя не простила. Собрала вещи, уехала, не сказав куда. Лиза искала её, но безуспешно. А потом пришло это письмо.
— Я хочу съездить к следователю, — сказала Лиза. — И на кладбище.
— Следователь в райцентре, — ответила Зоя. — Автобус утром, в восемь. А на кладбище Игнат отвезёт, он обещал.
Лиза решила ехать. В райцентре следователь, Иван Сергеевич, оказался неожиданно молодым — худощавый, с насмешливой улыбкой. Он выслушал Лизу, но особого энтузиазма не показал.
— Дело закрыли, — сказал он. — Нет улик. Катя сама пошла на озеро. Следов борьбы не было, только старые синяки, но это ничего не доказывает. Может, она сама… Ну, вы понимаете.
— Сама? — Лиза сжала кулаки. — Вы хотите сказать, она специально?
Иван пожал плечами:
— Не знаю. Но странно это всё. Игнат, кстати, мне тоже не нравится. Первая жена у него тоже умерла — в бане задохнулась. И опять его дома не было.
— Первая жена? — Лиза почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
— А вы не знали? — Иван прищурился. — Странный он тип. Но улик нет, я же говорю.
Лиза вышла из кабинета, чувствуя, как мысли путаются. В больнице ей тоже ничего не сказали — врачебная тайна. Но она узнала, что Катя ездила туда из-за проблем с лактацией. Ничего серьёзного, но почему она не рассказывала об этом Игнату?
Вернувшись в деревню, Лиза застала Зою в слезах. Та призналась, что была в больнице — проверялась на инфекцию, но всё обошлось. Лиза разозлилась: как можно оставлять Машу на чужую девчонку? Она решила, что заберёт племянницу в город. Маша — всё, что осталось от Кати. Её долг — позаботиться о ней.
На следующий день Игнат повёз Лизу на кладбище. Могила Кати была простой, с деревянным крестом. Лиза стояла, глядя на заснеженный холмик, но слёзы не шли. Только пустота. Игнат молчал, стоя в стороне.
— Я нашёл её дневник, — вдруг сказал он. — Прочёл, хотя не должен был. Она писала, что не любит меня. Что ей тошно рядом со мной. Писала про какого-то Максима, которого любила, но не могла простить. Писала, что лучше ей не жить. Я виноват, Лиза. Не помог ей, не вытащил из этой тьмы.
Лиза замерла. Максим. Тот самый Максим, из-за которого всё рухнуло. Она вдруг поняла, что Катя уехала сюда, чтобы забыть, но не смогла. Слёзы хлынули потоком. Лиза рыдала, а Игнат обнял её, прижал к себе, шепча что-то успокаивающее. Его руки были тёплыми, сильными, и Лиза, сама того не ожидая, почувствовала, как её тянет к нему.
Они вернулись домой. Маша спала, Зоя ушла. Лиза смотрела на Игната, и в груди росло новое чувство — не страх, не подозрение, а что-то тёплое, опасное. Вечером, когда он вернулся с работы, держа забинтованную руку (поранился топором, ездил в больницу), Лиза не выдержала. Они стояли близко, слишком близко. Поцелуй случился сам собой — короткий, но такой, от которого мир завертелся.
Гудок машины разорвал тишину. Игнат ушёл, а Лиза осталась, прижимая пальцы к губам. «Я не могу, — думала она. — Это Катино. Я опять всё у неё отбираю». Она хотела собрать вещи, уехать, но Маша заплакала, и Лиза бросилась к ней. Прижав малышку к груди, она поняла: уехать — значит предать Катю снова. Она должна остаться. Ради Маши. Ради себя.
И она осталась. Жизнь потекла тихо: Игнат уходил на работу, Лиза возилась с Машей, готовила, училась шить, гуляла по заснеженным тропам. Они с Игнатом почти не говорили, но взгляды их встречались всё чаще. Однажды Маша подавилась крошкой, и Лиза увидела, как Игнат, спасая дочь, дрожал от страха. Тогда она поняла: он любит Машу так же сильно, как любила бы Катя.
Маме Лиза написала письмо, рассказала о Кате, о Маше, о своей новой жизни. Ответ пришёл через месяц — мама просила беречь внучку. Лиза пообещала. А ещё пообещала себе узнать правду о Кате. Но с каждым днём эта правда становилась всё менее важной. Важнее были Машины улыбки, тёплый дом, шаги Игната в сенях. И звёзды, которые каждую ночь горели над сугробами, напоминая, что жизнь — это не только боль, но и надежда.
