Свет оранжерейного солнца, пробиваясь сквозь стеклянные купола, падал на лицо Анны, заставляя её щуриться, пока она осторожно пересаживала крошечный росток в пробирку. Её пальцы дрожали не от усталости, а от звонка, который только что оборвал тишину лаборатории.
— Восемь лет молчания, а теперь я вам внезапно дочь года? — Анна старалась говорить спокойно, но голос предательски срывался. На другом конце провода послышался вздох Елены Викторовны, её матери.
— Аня, ну что ты сразу в штыки? Мы же просто хотели узнать, как дела. Ты теперь такая известная, по телевизору тебя показывали! — в голосе матери сквозила смесь гордости и неловкости.
— Известная? Мам, я учёный, а не поп-звезда. И, знаешь, мне как-то не до семейных посиделок, когда я тут сутками в лаборатории. Где вы все были, когда я уезжала?
— Аня, не начинай, — вмешался низкий голос отца, Сергея Павловича. Судя по эху, разговор шёл по громкой связи. — Мы же не чужие. А вот твоему брату, Илье, помощь нужна. Он в трудной ситуации…
— Илья? Серьёзно? — Анна усмехнулась, отложив пипетку. — Тот самый Илья, который всегда был вашим золотым мальчиком? И что, теперь я должна бросить всё и спасать его?
— Не передёргивай, — голос отца стал жёстче. — Мы просто просим немного поддержки. Ты же теперь при деньгах, при связях…
Анна резко оборвала звонок и уставилась на телефон, будто он мог дать ответы. Сердце колотилось, а в голове крутился рой мыслей. Восемь лет. Восемь лет они не звонили, не писали, не спрашивали, жива ли она. И вдруг — этот шквал внимания, как только её имя засветилось в новостях.
Анне было семнадцать, когда она, сжимая в руках потрёпанный рюкзак, стояла на перроне вокзала. Билет до Алматы, купленный на деньги от подработок в кафе, был её пропуском в новую жизнь. Дома в это время родители устраивали пышные проводы Илье, который уезжал на международный конкурс программистов. Тётя Вера, мамина сестра, напоследок бросила с улыбкой:
— Ань, с твоей-то причёской и вечно задумчивым видом — ну чисто ботаник. Может, хоть в городе научишься краситься?
Анна тогда промолчала, но слова тёти жгли, как крапива. Она привыкла быть тенью своего брата. Илья — гордость семьи: медали, грамоты, бесконечные “ах, какой талант!”. А Анна? Анна была той, кто “мешает” или “не дотягивает”.
— Не лезь, Аня, Илья занят, — говорила мать.
— Иди, лучше убери в комнате, — добавлял отец.
В детстве Анна мечтала угодить родителям, но каждый раз натыкалась на холодное равнодушие. Её робкие попытки рассказать о своих интересах — о биологии, о растениях, о том, как можно менять их свойства, — вызывали лишь снисходительные улыбки.
— Это всё несерьёзно, Ань, — говорила тётя Вера. — Вот Илья — другое дело, у него будущее.
Но однажды, в шестнадцать, Анна наткнулась на статью о генной модификации растений. Это был её личный космос: сложный, но такой притягательный. Она начала читать всё, что попадалось под руку, копила деньги на книги, тайком изучала научные журналы. Родители, занятые Ильёй, не замечали её рвения. Когда Анна объявила, что хочет поступать на биофак, мать лишь пожала плечами:
— Ну, если тебе так хочется… Только не рассчитывай, что мы будем оплачивать твои фантазии.
После школы Анна собрала вещи и уехала. Алматы встретил её шумом, пылью и запахом свободы. Университетское общежитие стало её первым настоящим домом. Она написала родителям одно сообщение: “Поступила. Всё нормально”. Ответ был коротким: “Молодец. Береги себя”. И тишина.
В университете Анна выбрала кафедру биотехнологий и погрузилась в исследования. Её проекты по устойчивости растений к засухе привлекли внимание. После диплома она осталась в аспирантуре, работала ночами, публиковала статьи. И вот — прорыв. Её разработка гибридного сорта томатов, способного расти в экстремальных условиях, получила международное признание. Федеральный канал пригласил Анну на интервью, а спонсоры выделили грант на её лабораторию.
— Анька, ты теперь звезда! — смеялась её подруга и коллега Мадина, когда Анна вернулась из телестудии. — Скоро будешь выступать на конференциях в Дубае!
— Да ну, я просто хочу, чтобы мои томаты росли там, где ничего не растёт, — смущённо ответила Анна, но в глазах горел азарт. — Если всё пойдёт по плану, мы сможем запустить испытания в пустынных регионах.
— Только не зазнавайся, ладно? — подмигнула Мадина.
— С моим-то детством? — Анна фыркнула. — Меня с пелёнок учили, что я — запасной вариант для Ильи.
Звонок матери стал первым в череде. Через день позвонила тётя Вера, включив видеосвязь:
— Анечка, привет! Ну ты даёшь, я тебя по телевизору видела! Эти твои помидоры — что-то невероятное!
— Здравствуйте, тётя Вера, — Анна старалась быть вежливой, но старые обиды шевельнулись в груди.
— Ой, да брось ты это “здравствуйте”! Слушай, ты теперь большая шишка, да? А мы тут с твоей мамой всё думаем, как бы Илью пристроить. Он, знаешь, запутался в жизни. Может, ты с ним поговоришь? У тебя же теперь связи!
— Тётя, я… — Анна замялась. — У меня тут лаборатория, проекты. Я не знаю, чем могу помочь.
— Ну ты подумай, Анечка. И приезжай как-нибудь, мы все по тебе соскучились! — тётя Вера улыбнулась так, будто они всю жизнь были лучшими подругами.
Анна отключилась и долго сидела, глядя в пустоту. Восемь лет её не существовало для семьи. Ни звонка, ни письма, ни вопроса: “Как ты там?” А теперь — поток похвалы и просьб. Это было слишком.
Следующим позвонил отец:
— Аня, здравствуй. Я вот что хотел сказать… Может, приедешь? У нас тут дел накопилось, да и Илья… Он в долгах, работы нормальной нет. Ты же теперь при возможностях, может, подскажешь, как ему выкарабкаться?
— Пап, — Анна сжала кулаки. — Я не волшебник. И, честно, мне непонятно, почему я должна решать его проблемы.
— Аня, мы же семья, — голос отца стал мягче. — Ты же не хочешь, чтобы мы совсем пропали?
— Семья? — она горько усмехнулась. — А где вы были, когда я ночевала в холодном общежитии и жила на стипендию в три копейки?
Разговор закончился тишиной. Анна чувствовала, как внутри растёт ком из обиды и усталости. Она не хотела быть их спасательным кругом.
Через пару дней мать позвонила снова. Анна была в лаборатории, когда Мадина, заметив её напряжённое лицо, шепнула: “Отвечай, иначе не отстанут”. Анна включила громкую связь.
— Аня, тут такое дело, — начала Елена Викторовна. — Илье срочно нужны деньги, он опять влип в историю. Мы с отцом на лекарствах, сами не справляемся. Может, ты выручишь?
— Мам, — Анна глубоко вдохнула, — вы правда думаете, что я теперь ваш личный банкомат? После того, как вы восемь лет не вспоминали, что у вас есть дочь?
— Аня, как ты можешь так говорить? — голос матери задрожал. — Мы же тебя растили!
— Растили? — Анна выпрямилась, её голос стал твёрже. — Вы растили Илью. А я была той, кто “не оправдал ожиданий”. И знаете что? Я больше не хочу быть вашей запасной дочерью. Не звоните мне больше.
Она сбросила вызов. В лаборатории повисла тишина. Коллеги делали вид, что заняты, но Мадина подошла и легонько сжала её плечо:
— Ань, может, ты слишком резко? Они всё-таки твои родители…
— Мадина, — Анна покачала головой, — там ничего не осталось. Только пустота.
Она вернулась к своим пробиркам, но мысли были далеко. Вечером, сидя в своей маленькой квартире, Анна открыла ноутбук и начала писать письмо. Не родителям, не тёте, не Илье. Себе.
“Дорогая Анна,
Ты сделала это. Ты ушла, когда никто в тебя не верил. Ты построила свою жизнь, свою мечту, свою оранжерею. Ты не обязана никому доказывать, что достойна любви или внимания. Твои растения — твоя семья. Твои коллеги — твои друзья. А те, кто вспомнил о тебе только из-за гранта, не стоят твоих слёз. Живи дальше. И не оглядывайся.”
Она сохранила письмо и закрыла ноутбук. На следующий день Анна передала часть гранта на благотворительный проект, связанный с обучением детей из бедных семей биологии. Она хотела, чтобы кто-то другой, такой же “невидимый”, как она когда-то, получил шанс. А потом вернулась в лабораторию, где её ждали ростки, которые не требовали ничего, кроме заботы и света.
Через месяц Анна получила приглашение на международную конференцию в Сингапуре. Она стояла у окна своей лаборатории, глядя на цветущие томаты, и улыбалась. Её телефон молчал — ни звонков, ни сообщений от “родных”. И это молчание было лучшим подарком. Она знала: её звезда сияет там, где она сама выбрала быть.
