В ту ночь, когда звезды над деревней пылали ярче обычного, словно предчувствуя беду, жизнь Анны изменилась навсегда. Она молчала о суде, назначенном на вторник, но Егор замечал, как она нервничает: теребит тонкий серебряный браслет, кусает губы, пьет крепкий чай чашку за чашкой. Анна не просила его ни о чем, и Егор злился на слухи, что она с ним только ради выгоды. Именно поэтому он решил солгать. Дни напролет он репетировал свою историю, зубрил слова, чтобы не сбиться. Но сначала нужно было предупредить Анну, чтобы их ложь не раскрыли.
— Аня, — тихо позвал он, стоя у окна.
— М? — она подняла голову от книги.
— Давай скажем, что в ту ночь ты была со мной?
Ее серо-голубые глаза, глубокие, как осеннее небо, встретились с его взглядом.
— Зачем? — удивилась она. — Судят ведь не меня.
— Ты понимаешь, — Егор понизил голос. — Доказательств против того парня мало, дело шаткое. Если его оправдают, они снова за тебя возьмутся.
Анну отпустили чудом. Все в деревне шептались, что это она убила своего мужа, Степана.
Егор знал Анну еще со школы. Она была на три года старше, не замечала его, да и вообще держалась особняком. Не то чтобы она была первой красавицей: тонкая, с острыми скулами, с привычкой говорить тихо, почти шепотом, словно боялась спугнуть тишину. Все считали ее странной. Степан же, напротив, был душой компании: широкоплечий, с громким смехом и хитринкой в глазах. В школе он дразнил Анну, подшучивал, а порой и жестоко: то тетрадь вырвет, то толкнет в коридоре. Но к старшим классам что-то изменилось — Степан стал ее тенью, отгонял всех, кто смел подойти к ней близко. Егор однажды попытался вступиться за Анну, когда кто-то из девчонок обозвал ее, но только получил по лицу и отступил. Силенок не хватало.
Когда Анна вышла за Степана, Егор не мог поверить. Да, Степан был видным парнем, девчонки за него дрались, но Анна… Она ведь была другой. Неужели не видела, какой он на самом деле? Егор знал: Степан напивался, буянил, разбивал кулаки о чужие лица. Иногда он рвал цветы с соседских клумб и оставлял их у порога Анны. Егор видел эти букеты в ее окне, в старой стеклянной вазе, и каждый раз его это бесило. Неужели она не понимала, что за этими цветами скрывается?
Анна жила с бабушкой, которая держала ее строго, но даже без того Анна не любила шумные посиделки. Егор, напротив, ходил на местные танцы, стоял в углу с такими же, как он, и смотрел, как Степан, пьяный, хватает девчонок, а потом, раскаиваясь, тащит цветы к дому Анны. И все-таки она вышла за него.
Когда Анна была в выпускном классе, из тюрьмы вернулся ее отец. Егор знал эту историю от родителей: Анна была совсем малышкой, когда ее отец в пьяной ссоре схватился за нож. Мать Анны тогда выжила, но отца посадили надолго. Вернувшись, он принес в дом страх. Бабушка и Анна боялись его. Егор подозревал, что именно поэтому Анна и согласилась на брак со Степаном — лишь бы сбежать из дома. Но с мужем оказалось не лучше: Степан бил ее. Все в деревне знали, что он винит Анну за то, что у них нет детей. Год, другой — а детей все не было. Он орал, что она “бракованная”, и снова бил.
Однажды Егор не выдержал. Подошел к Анне на улице и сказал:
— Уходи от него. Я смогу тебя защитить.
Она посмотрела на него, как на мальчишку, и горько усмехнулась:
— Ты? Да он одним взглядом тебя размажет.
Она была права. Егор никогда не был ни сильным, ни бойким. Но после этого он решил измениться: каждое утро бегал, качал мышцы, брался за любую тяжелую работу. Через год он окреп, стал выше, шире в плечах. Снова подошел к Анне — она была вся в синяках, с потухшим взглядом.
— Он меня не отпустит, — прошептала она. — Никто не поможет.
Егор не знал, как ее спасти. Думал, что делать: в полицию обратиться? Поговорить со Степаном? Все казалось бесполезным. И тут судьба сама все решила.
В тот день, после долгих дождей, наконец выглянуло солнце. Листья на деревьях уже золотились, ветер шумел в ветвях. А ночью деревню разбудил пожар. Дом Анны и Степана полыхал, как факел.
Егор проснулся от криков. В окне мелькали отблески огня. Он выскочил на улицу, сердце колотилось: пожар был там, где жила Анна. Он бросился к дому, помогал тушить, передавал ведра с водой, но ближе к огню его не пустили.
— Куда тебе, парень! — кричали мужики. — Огонь зверский, не лезь!
Анну он не видел. Степана — тоже. К утру от дома остались только угли. Пожарные сказали, что спасти его было невозможно. Люди шептались: “Какая беда, молодые совсем…”
А на рассвете из леса вышла Анна.
— Я за ягодами пошла, — объясняла она потом. — Заблудилась. Ночь в лесу провела, под елкой спала. Утром по солнцу выбралась.
Но полиция не поверила. Выяснилось, что Степан погиб не от огня — ему проломили голову. Пропали его золотая цепь, подаренная матерью, и старое ружье деда. Подозрение пало на Анну: все знали, как Степан ее избивал. Его мать кричала на всю деревню, что это Анна убила сына. Но вскоре полиция нашла цепь у дружка отца Анны — того самого, что приехал из города. Он клялся, что нашел ее в лесу, но ему не поверили: судимый, без алиби. На него и повесили убийство.
Дело дошло до суда, но, как шепталась продавщица из местного магазина, оно разваливалось: кто-то видел того дружка в городе в день пожара. Подозрения снова поползли к Анне. Егор и предложил ей солгать, что она была с ним.
К тому времени Анна жила у него. После пожара она не хотела возвращаться к отцу — его дом превратился в притон, даже бабушка боялась там оставаться. Анна сама пришла к Егору и спросила:
— Ты серьезно говорил, что защитишь?
— Всегда, — ответил он. — Живи у меня. Я тебя не трону, если не захочешь.
Он отдал ей свою комнату, сам спал на раскладушке в кухне. Дом был маленький, но уютный, доставшийся от деда. Соседи считали их парой, а мать Степана разносила сплетни, что Анна “не успела мужа похоронить, а уже с другим”.
— Они поймут, зачем мы врем, — возразила Анна. — Я же говорила, что в лесу была.
— А им плевать, — ответил Егор. — Лишь бы дело закрыть. Если того оправдают, снова за тебя возьмутся. Скажем, что скрывали, потому что стыдно — изменять мужу нехорошо.
Анна посмотрела на него долгим взглядом и вдруг спросила:
— А ты веришь, что это не я?
— Конечно, верю, — ответил Егор, удивленный вопросом.
— А если бы я? — тихо спросила она. — Что бы ты сказал?
Он замялся, подбирая слова.
— Не осудил бы, — наконец сказал он. — Все знают, как он тебя мучил. Но… так нельзя. И я знаю, что ты не такая.
В суде они солгали. Егор настоял, не хотел, чтобы Анну снова допрашивали. И не зря: дружка отца оправдали. Анну и Егора еще раз вызывали, допрашивали по отдельности, но они так ловко сговорились, что их оставили в покое.
Через год Анна сама позвала его к себе. Осенью они поженились. Еще через год родился сын, похожий на Егора, а спустя два года — дочь, рыжая, с веснушками и яркими зелеными глазами.
— Она на мою маму похожа, — сказала Анна, улыбнувшись впервые за долгое время.
Она достала старый альбом, вытряхнула выцветшие фотографии. На них была ее мать — такая же рыжая, с такими же глазами. Но фотографии были странные: обрезанные, неровные, с темными краями. Егор не сразу понял, что его беспокоит. Однажды, когда Анна ушла к соседке, он снова открыл альбом. Пересмотрел снимки: мать Анны, иногда с родственниками, но отца не было — его явно вырезали. На одной фотографии край был черный, словно обгоревший.
Егор долго смотрел на снимки, потом взял ножницы и аккуратно обрезал почерневший край. Убрал альбом на место. И больше никогда его не открывал.
Но иногда, глядя на рыжую дочку, он замечал, как Анна смотрит на нее — с любовью, но с тенью страха. И однажды, когда они сидели вечером у камина, Анна вдруг сказала:
— Знаешь, Егор, иногда я думаю, что огонь не просто забирает. Он очищает.
Егор промолчал, глядя на пляшущие языки пламени. И впервые за долгое время почувствовал, как по спине пробежал холодок.