Вьюга выла за окном, словно жалуясь на свою ледяную судьбу, а в уютной квартире Марина с тоской разглядывала пустые полки кухонного шкафа.
— Может, все-таки завтра поедем? — предложила она, кутаясь в теплый плед. — На улице прямо Арктика!
— Завтра обещают еще хуже, — ответил Виктор, застегивая пуховик. — Минус тридцать пять, представляешь? И кот Мурзик уже намекает, что миска не резиновая.
Марина бросила взгляд на Мурзика, который с царственным видом вылизывал пустую миску, всем своим видом демонстрируя обиду на хозяйский промах. Последняя банка тунца исчезла вчера, а пакет с гречкой выглядел так, будто его атаковали мыши.
— Ладно, сдаюсь, — вздохнула Марина, натягивая шапку. — Но закупимся по полной, чтобы потом из дома — ни ногой!
— Это я люблю! — усмехнулся Виктор, проверяя ключи от машины. — Список готов?
— Обижаешь! — Марина похлопала по карману пальто, где лежал сложенный вчетверо листок. — Пять страниц, мелким почерком, с категориями и подкатегориями!
— Бедная моя карта, — притворно застонал Виктор, но глаза его искрились весельем.
Он давно смирился: когда Марина берется за закупки, это операция уровня военного штаба. Зато потом холодильник будет ломиться от продуктов, в кладовке появится запас круп, а на балконе — батарея бутылок с водой и соком.
— Как на случай апокалипсиса готовимся, — хмыкнул Виктор, прогревая двигатель.
— Не апокалипсис, а разумная предусмотрительность! — отрезала Марина, растирая замерзшие ладони. — Вот увидишь, все будут бегать по магазинам в пургу, а мы будем дома чай с плюшками пить.
Гипермаркет встретил их гулом голосов и скрипом тележек. Похоже, полгорода решило затариться перед морозами.
— Так, план такой, — скомандовала Марина, развернув список, как генерал карту. — Сначала вода и консервы, потом крупы и мясо. Витя, бери вторую тележку!
Виктор только кивнул, привычно следуя за женой. За годы брака он выучил: в режиме «стратегический шопинг» Марина — непререкаемый командир. Его задача — катить тележку, доставать банки с верхних полок и не задавать лишних вопросов.
Через два часа они стояли у кассы с двумя тележками, набитыми под завязку.
— Это все точно влезет в машину? — с сомнением протянул Виктор, глядя на гору пакетов.
— Влезет! — уверенно заявила Марина. — Здесь корм Мурзику на полгода, мясо для заморозки, консервы на случай зомби-апокалипсиса.
Кассир, молодой парень с усталой улыбкой, молча пробивал товары, явно привыкший к таким «глобальным» закупкам.
Упаковка багажника превратилась в игру в тетрис.
— Может, часть на заднее сиденье? — предложила Марина, критически осматривая забитый багажник.
— Ни за что, — отрезал Виктор, ловко утрамбовывая очередной пакет. — Потом крошки пылесосить замучаюсь. Сейчас, подвинем вот тут… Готово!
Когда они наконец тронулись домой, на улице уже стемнело. Мороз кусал щеки даже через закрытые окна, а стекла машины покрывались узорами инея.
— Ну и холодина, — поежилась Марина. — Витя, давай печку на максимум!
— Куда уж больше? — хмыкнул Виктор. — Потерпи, скоро дома будем, заварим чай, укутаемся в плед.
— С Мурзиком в обнимку, — мечтательно добавила Марина.
Но мечты о тепле прервал ее внезапный вскрик:
— Стой! Витя, тормози!
— Что?! — Виктор резко сбросил скорость, оглядываясь.
— Там, у столба! Собака!
У одинокого фонаря, дрожа от холода, сидела лохматая собачка. Рядом — потрепанный рюкзак и записка, приклеенная к столбу скотчем.
Марина выскочила из машины, не обращая внимания на мороз. Собака подняла голову, и в ее глазах мелькнула такая тоска, что у Марины перехватило дыхание.
— Бедняжка, — прошептала она, осторожно снимая записку. — Витя, иди сюда!
В записке, написанной неровным почерком, значилось: «Зовут Лапка. 2 года. Не могу держать, переезжаю. Корм в рюкзаке. Простите».
— Это что, просто бросили? — возмутился Виктор, подойдя ближе. — На таком морозе?
Лапка тихонько заскулила, прижав уши, будто боялась, что ее сейчас прогонят.
— Витя, — Марина посмотрела на мужа с той самой интонацией, которая не терпит возражений. — Мы не можем ее оставить.
— Ты серьезно? — Виктор вздохнул, но уже знал: спорить бесполезно. — А Мурзик? А хозяйка квартиры?
— С Мурзиком разберемся, с хозяйкой поговорю, — отрезала Марина. — Но бросить ее здесь — это не про нас.
Лапка, словно почувствовав надежду, неуверенно вильнула хвостом.
Дома их ждал первый сюрприз. Мурзик, обычно ленивый и невозмутимый, при виде Лапки издал боевой клич и молнией метнулся на верхнюю полку шкафа.
— Ну, начинается, — пробормотал Виктор, затаскивая пакеты. — Зоопарк на выезде.
Лапка замерла у порога, дрожа и озираясь. Ее большие глаза настороженно следили за каждым движением.
— Иди сюда, девочка, — мягко позвала Марина, доставая из рюкзака миску. — Кушать будешь?
Собака дернулась на слово «кушать», но осталась на месте, лишь тихонько вильнув хвостом.
— Испугалась бедняга, — вздохнул Виктор. — Еще бы, после такого предательства.
Звонок хозяйке квартиры решили отложить, но та сама вышла на связь.
— Марина, это что у вас за собака? — строгий голос Анны Ивановны в трубке не предвещал ничего хорошего. — Соседи жалуются на лай.
— Анна Ивановна, — Марина набрала воздуха, — понимаете, тут такое дело…
Она рассказала про мороз, записку, Лапку. В трубке повисла тишина.
— Ладно, — наконец произнесла хозяйка. — Оставляйте. Но аренда плюс пять тысяч. И если еще жалобы будут — пеняйте на себя.
— Спасибо! — выдохнула Марина, бросив торжествующий взгляд на Виктора.
Но это было только начало. Лапка оказалась собакой с историей. Первые дни она жалась к двери, отказывалась есть, если на нее смотрели, и вздрагивала от каждого звука. Мурзик, в свою очередь, объявил ей бойкот, шипя с высоты шкафов и подоконников.
— Это не дом, а цирк, — ворчал Виктор, спотыкаясь о миску Лапки. — Может, зря мы?
Но однажды все изменилось. Марина свалилась с простудой, и Виктор уехал на ночную смену. Лапка, до того державшаяся особняком, вдруг подошла к кровати и ткнулась холодным носом в руку Марины.
— Ты чего, малышка? — удивилась та.
Собака, будто решившись, запрыгнула на кровать, свернулась у ног и тихонько заурчала, словно успокаивая. А через час с полки спустился Мурзик. Он окинул Лапку скептическим взглядом, фыркнул и… улегся рядом, прижавшись к ее теплому боку.
Когда Виктор вернулся, он застыл в дверях:
— Это что, мир, дружба, жвачка?
На кровати спала Марина, а у ее ног уютно устроились Лапка и Мурзик, словно старые друзья.
С того дня Лапка преобразилась. Она начала доверять, вилять хвостом, даже научилась приносить мячик. Оказалось, она знает команды — видимо, прежние хозяева все-таки любили ее, хоть и предали. Мурзик тоже сменил гнев на милость: вскоре их застали за совместным разбоем — парочка опрокинула пакет с кормом и устроила пир.
— Банда! — смеялся Виктор, глядя на виноватые морды. — Кто из вас главный преступник?
Лапка и Мурзик синхронно отводили глаза, изображая невинность.
Прошло полтора года. Лапка стала душой дома. Ее трюки — от «дай лапу» до «притворись мертвой» — собирали овации гостей. Мурзик, хоть и сохранял вид бунтаря, тайком любил спать в обнимку с Лапкой на диване.
Однажды вечером, глядя, как Марина чешет Лапку за ухом, Виктор сказал:
— Знаешь, а ведь это судьба.
— Что? — улыбнулась Марина.
— Тот столб, тот мороз. Если бы мы не остановились…
— Не мы, а Лапка — главная счастливица, — перебила Марина, потрепав собаку по холке. — И, знаешь, я думаю, что тот, кто ее оставил, тоже получил шанс. Шанс начать заново, зная, что Лапка в тепле.
Лапка, будто соглашаясь, ткнулась носом в ладонь хозяйки. А Мурзик с подоконника издал короткое «мяу», словно говоря: «Ну ладно, вы правы, но я все равно тут главный».
И в этот момент за окном снова завыла вьюга. Но в доме было тепло — тепло от еды, от смеха, от любви. И от двух пушистых сердец, которые нашли друг друга в самый нужный момент.
А через несколько месяцев Марина и Виктор решились на смелый шаг. Они начали волонтерскую работу в приюте для животных, помогая другим брошенным Лапкам находить дом. Каждую субботу они брали с собой Лапку — она, виляя хвостом, словно показывала новичкам: «Не бойтесь, ваша семья где-то рядом». И, глядя на нее, собаки верили.
