Снег падал медленно, укрывая землю мягким покрывалом. Ветер завывал, словно оплакивая чью-то утрату, а мороз осторожно касался всего живого, будто проверяя, кто ещё держится. Маленькая кошка, белая, как тот самый снег, свернулась в комочек внутри старой картонной коробки, брошенной на обочине за городом. Её звали Луна, и она всё ещё верила, что человек, которого она любила, вернётся за ней.
Квартира, унаследованная Сергеем от тёти, была просторной и светлой, с высокими потолками и старыми деревянными полами, которые поскрипывали под ногами. Но вместе с ключами от квартиры ему досталась Луна — чёрно-белая кошка с огромными зелёными глазами, которая смотрела на него с такой тоской, что у Сергея порой сжималось сердце. Тётя обожала эту кошку, и Луна, казалось, отвечала ей всей своей маленькой душой. Но тёти больше не было, и Луна осталась одна.
Сергей не был готов к такому «довеску». Он терпел её присутствие, кормил, убирал лоток, хотя кошка упорно игнорировала его, если он ставил его не туда, куда привыкла. Луна почти не ела, шерсть её начала выпадать клочьями, а взгляд становился всё более отрешённым. Сергей держался две недели, уговаривая себя, что это временно, что кошка привыкнет. Но когда однажды утром он обнаружил на своей кровати следы её болезни, терпение лопнуло.
— Хватит, — пробормотал он, хватая старую коробку из-под зимних ботинок. Луна не сопротивлялась, когда он, раздражённый, засунул её внутрь. Она лишь тихо мурлыкнула, словно извиняясь, и свернулась в клубок, прижав уши.
Сергей сел в машину и поехал. Он не знал, куда именно, но в городе оставить коробку не решился. Камеры, прохожие, чьи-то любопытные взгляды — всё это пугало. Он не хотел, чтобы его поступок стал чьей-то историей в соцсетях. Поэтому он направился за город, туда, где тишина и пустота казались идеальным убежищем для его совести.
Луна молчала всю дорогу. Её мурлыканье, едва слышное, было единственным звуком в салоне, кроме шума двигателя. Она не царапалась, не пыталась выбраться. Луна умела только любить и ждать. И она ждала, что Сергей передумает, что он, как и её прежняя хозяйка, погладит её и скажет что-то ласковое.
Но Сергей остановил машину на пустынной дороге, окружённой заснеженным лесом. Он вышел, огляделся, убедился, что поблизости нет ни души, и поставил коробку в сугроб. Луна подняла голову, её глаза блестели в тусклом свете зимнего дня. Она не шевельнулась, не мяукнула. Лишь смотрела на него, пока он, не оглядываясь, садился в машину и уезжал.
Снег укрывал коробку, словно пытаясь спрятать Луну от холода. Ветер кружил вокруг, напевая грустную колыбельную. Мороз, сначала осторожный, начал пробираться к её лапкам, к её тонкой шубке. Луна поджала их под себя, стараясь сохранить тепло. Она всё ещё надеялась. Вдруг Сергей вернётся? Вдруг он просто ошибся, забыл её здесь, но скоро вспомнит?
Прошло полчаса. Лапки онемели, дыхание стало тяжёлым. Луна закрыла глаза, её мурлыканье стало тише, но не прекратилось. Она мурлыкала, как будто успокаивая саму себя, как будто говоря ветру и морозу: «Всё будет хорошо».
Мороз, словно нехотя, обнял её. Он не хотел торопиться, но видел, что ждать больше нельзя. Снег укрыл коробку почти полностью, и Луна, наконец, перестала дрожать. Её мурлыканье затихло, но в последний момент, перед тем как уснуть навсегда, она словно улыбнулась. Ветер подхватил её последний вздох и понёс его куда-то вдаль, через лес, через поля, туда, где никто не услышит.
Сергей вернулся домой, включил свет, бросил куртку на стул. Тишина в квартире была оглушающей. Он включил телевизор, чтобы заглушить её, но мурлыканье Луны всё равно звучало в его голове. Он разлил кофе, пытаясь отвлечься, но руки дрожали. Совесть шевельнулась, тихо, но настойчиво. Он выпил коньяка, нашёл бутылку в шкафу, оставленную тётей. Алкоголь не помог. Луна мерещилась ему в каждом углу — её зелёные глаза, её мягкая шерсть, её доверчивый взгляд.
Ночью он не мог уснуть. Ветер за окном выл, как будто обвиняя. Сергей решил: утром он поедет за ней. Найдёт её, заберёт домой, отдаст в добрые руки. Он заснул с этой мыслью, но проснулся от странного звука — тихого, мелодичного мурлыканья. Он вскочил, но в квартире было пусто. Только ветер стучал в окно, словно напоминая.
Утром Сергей сел в машину и поехал обратно. Он искал коробку в сугробах, но снег замёл все следы. Он звал Луну, бродил по обочине, но находил лишь пустоту. В отчаянии он вернулся домой, и с тех пор каждый раз, закрывая глаза, слышал её мурлыканье. Оно стало его наказанием, его вечным спутником.
В тот же день в городе родились двое: девочка и котёнок. Девочку назвали Луной, в честь луны, что светила в ту ночь ярко и чисто. Она росла в тепле и любви, окружённая заботой родителей. Её первый смех был похож на мурлыканье — мягкий, мелодичный, полный жизни.
Котёнок же родился слабым, последним в помёте. Мать-кошка отвергла его, оставив в холодном подвале. Но в тот же вечер его нашла старушка, что жила неподалёку. Она подобрала малыша, назвала Снежком и выкормила его из пипетки. Снежок рос, становился сильнее, но каждый раз, когда ветер завывал за окном, он вздрагивал, словно вспоминая что-то далёкое, забытое.
Через год Снежок, уже взрослый кот, любил лежать на подоконнике старого дома, глядя на звёзды. Он не знал, почему, но каждый раз, когда поднимался ветер, он тихо мурлыкал, словно отвечая кому-то. Старушка гладила его, приговаривая:
— Что ты там услышал, мой хороший?
А Снежок смотрел в темноту, где ветер нёс последний мурлык Луны, соединяя их через время и расстояние. И в этом мурлыканье была надежда — на прощение, на тепло, на новый дом.
