Лариса давно замечала, что с Андреем что-то не так. Их вечера, когда-то наполненные разговорами и смехом, теперь заканчивались либо молчаливым напряжением, либо мелкими ссорами. Когда Андрей уезжал в командировки, он больше не слал ей забавные сообщения каждые пару часов, как раньше. Иногда приходило сухое: «Всё норм, был на ужине, сплю». Лариса и сама не торопилась ему писать, иногда даже ловя себя на мысли, что без него ей легче дышится.
Но новость, что их дочь Катя хочет уехать с отцом, ударила, как гром. Катя всегда была её тенью, её радостью. В отличие от сына Никиты, который с детства тянулся к отцу, копируя его манеру говорить и даже походку.
Лариса и Андрей поженились молодыми. Ей было восемнадцать, ему — двадцать, только из армии. Она ждала его, отвергая всех ухажёров, и через месяц после его возвращения узнала, что беременна. Свадьба прошла в вихре: Лариса, борясь с тошнотой, держалась за Андрея, пока фотограф пытался поймать их улыбки на фоне старенькой «Волги» с лентами.
Катя родилась с копной тёмных волос и громким голосом. Бабушка шутила, что из-за неё у Ларисы был такой токсикоз. Никита, появившийся через три года, оказался спокойнее, но лысый, как коленка, несмотря на все предсказания.
— Мне предложили контракт в Ирландии, — сказал Андрей однажды за ужином, словно речь шла о покупке новой куртки.
— На сколько? — спросила Лариса, уже представляя, как будет наслаждаться тишиной дома.
— На три года для начала. Но, скорее всего, останусь там.
Лариса замерла.
— То есть как — останешься?
— Я всё решил. Либо едем вместе, либо… ну, ты понимаешь.
Понимать Лариса не хотела. Здесь была её жизнь: её ученики в музыкальной школе, где она преподавала фортепиано, её сад с двадцатью кустами пионов, её отец, которому требовался уход после инсульта. Никита, конечно, поедет с отцом — он всегда был его тенью. Но Катя? Катя — её девочка, которая обнимала её на глазах у друзей и гордо говорила: «Это моя мама!»
— Папа сказал, что я смогу учиться в Дублине, — тихо произнесла Катя, глядя в пол. — Это же такой шанс, мама…
Лариса почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она всю жизнь ставила семью на первое место: пекла пироги, хотя терпеть не могла возиться с тестом, смотрела футбол вместо своих любимых мелодрам, клеила аппликации для школьных выставок. И вот теперь все трое собираются оставить её одну с котом, который вечно точит когти о диван, и пионами, которые нужно будет пересаживать следующей весной.
— Мне нужны кроссовки, — буркнул Никита. — Эти уже малы.
— А мне новый рюкзак, — добавила Катя. — И ещё скетчбук, хочу рисовать там.
Лариса проглотила ком в горле. Ей хотелось кричать, спрашивать, когда они увидятся, будут ли скучать. Хотелось верить, что Катя в последний момент передумает. Или все они останутся. Ведь они же семья, правда?
В гипермаркете Лариса машинально бросила в корзину пачку чипсов, которые обожал Никита, и бутылку лимонада, который пила только Катя. Спохватившись, она положила всё обратно — через четыре дня их уже не будет здесь. Глаза защипало, но она сдержалась.
— Можно быстрее? — раздражённо бросил кто-то в очереди.
Лариса выглянула из-за спины впереди стоящего. На кассе женщина в потрёпанной куртке неловко пересчитывала мелочь.
— Не хватает ста двадцати рублей, — устало сказала кассирша. — Что убираем?
— Но там была другая цена… — начала женщина дрожащим голосом. — Я точно всё посчитала…
— Не задерживайте!
На ленте лежали мука, сахар, яйца и пачка масла. Видимо, женщина собиралась печь. Она была примерно одного возраста с отцом Ларисы, может, чуть старше.
Лариса шагнула вперёд и положила на прилавок двести рублей.
— Рассчитайте её, пожалуйста, — сказала она.
Кассирша фыркнула, но приняла деньги. Женщина обернулась, и её глаза расширились.
— Лариса? Это ты?
— Тётя Нина? — Лариса узнала её сразу, несмотря на годы.
Это было в девяностых. Ларисе было семнадцать, она помогала матери на рынке, пока та ездила за товаром. Один из местных, Рустам, сразу заприметил её. Его взгляд, тяжёлый и липкий, пугал. Он был старше, говорил медленно, с угрозой, и Лариса знала, что он не просто так ошивается рядом. Он был их «крышей», и это делало его ещё опаснее.
В тот день рынок закрывался. Лариса складывала вещи, когда подъехала машина с тёмными стёклами. Рустам вышел и встал напротив её прилавка.
— Закончила? — спросил он, ухмыляясь. — Поехали, покатаемся.
Лариса похолодела. Она знала, что это значит. Пальцы задрожали, сумка выскользнула из рук.
— Лариса! — окликнула тётя Нина с соседнего лотка. — Помоги мне, пожалуйста, коробки сложить.
Под взглядом Рустама Лариса подошла к тёте Нине. Та шепнула: «Тяни время».
Лариса двигалась медленно, словно каждое движение требовало нечеловеческих усилий. Вдруг раздался крик:
— Пожар!
Тонкая струйка дыма поднималась где-то у дальних рядов. Толпа зашумела, и в этом хаосе кто-то схватил Ларису за руку.
— Беги! — Это был сын тёти Нины, двенадцатилетний Серёжа.
Он потащил её через рынок, к старому складу, где обычно собирались подростки. Там было пусто.
— Хочешь, я тебе загадку загадаю? — спросил Серёжа, пока они прятались.
— Давай, — выдохнула Лариса, всё ещё дрожа.
Он рассказал одну, потом другую. Лариса сначала не слушала, но потом одна загадка заставила её улыбнуться. А потом она рассмеялась — нервно, до слёз. Серёжа неловко похлопал её по плечу, пока она пыталась успокоиться.
— Тётя Нина, как я рада вас видеть! — сказала Лариса, обнимая женщину.
По дороге к её дому тётя Нина жаловалась на соседей, на здоровье, на одиночество. Лариса слушала и думала: «Неужели у неё никого? Был же Серёжа, и дочка, кажется, Лиза». Она твёрдо решила, что не уедет в Ирландию. Здесь её отец, её дом, её жизнь.
У подъезда их встретил высокий мужчина с короткой бородой.
— Мам, ну сколько можно? — начал он, но осёкся, увидев Ларису.
— Серёжа?
— Лариса?
— Ничего себе, как ты вымахал!
— А ты совсем не изменилась!
— Врёшь!
— Честно!
Оказалось, у тёти Нины начались проблемы с памятью после смерти Лизы.
— Она носит её старую куртку, не снимает, — тихо объяснил Серёжа. — Лекарства помогают, но она их то и дело пропускает.
В квартире было уютно, но пахло старыми вещами. Серёжа уложил мать спать, а потом они с Ларисой пили чай на кухне. Чай сменился вином, и Лариса выложила всё: про Андрея, про детей, про страх остаться одной.
— А у тебя как? Дети есть? — спросила она.
— Не сложилось, — ответил Серёжа. — Жена ушла пару лет назад. Теперь вот с мамой.
Когда позвонил Андрей, Лариса уже была слегка навеселе.
— Ты где? — рявкнул он. — Дети голодные, я тоже. Кто ужин готовить будет?
— В Ирландии сами готовьте, — отрезала Лариса и сбросила звонок.
Серёжа проводил её до дома.
— Спасибо, — сказала она у подъезда. — За всё. Это ведь ты тогда поджёг мусорку, да?
— Ну… было дело, — смутился он.
— Я всегда была вам с тётей Ниной благодарна. Все эти годы помнила.
Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
В аэропорту Лариса держалась из последних сил. Андрей был деланно бодр, Катя молчала, Никита смотрел в пол.
— Точно не поедешь? — спросил Андрей.
Лариса покачала головой.
— Пиши, если что. Развод оформим без проблем.
Катя обняла её, всхлипывая. Никита молчал.
— Сынок, — Лариса притянула его к себе. — Звони мне, ладно?
И вдруг Никита, её высокий, почти взрослый сын, разрыдался.
— Мам, можно я с тобой?
В такси они молчали. Никита держал её руку, словно боялся, что она исчезнет. У подъезда их ждал Серёжа.
— Привет, — улыбнулся он. — Я тут подумал… может, сходим куда-нибудь?
Лариса посмотрела на Никиту, потом на Серёжу.
— Пойдём, — сказала она. — Но сначала я обещала сыну пиццу.
Они сидели в маленькой пиццерии, и Лариса вдруг почувствовала, как отпускает ком в груди. Никита, жуя пиццу, рассказывал Серёже про свою коллекцию комиксов. Серёжа слушал, задавал вопросы, смеялся. Лариса смотрела на них и думала: «Время покажет». А потом добавила про себя: «Но, кажется, всё будет хорошо».
