Солнце горело в лужах, как расплавленное золото, и Маша невольно щурилась, шагая по мокрому асфальту.
– В пятницу буду, – бросила Катя по телефону, и её голос звенел, как стеклянный колокольчик. – Мы вдвоём.
Маша замерла. Катя приедет не одна. Катя приедет с Олегом. Тем самым Олегом, который когда-то обещал Маше звёзды с неба, а потом ушёл к её младшей сестре. Пять лет они строили планы, мечтали о детях, о доме у реки, а потом он просто исчез. Как будто её жизнь была черновиком, который можно скомкать и выбросить.
У Маши и Кати были разные отцы. Машина мама рассталась с её отцом, едва той исполнился год.
– Не сошлись, – уклончиво отвечала мама, когда Маша пыталась выспросить подробности.
Позже отец рассказал, что мама уже тогда встречалась с другим – с Павлом, Катиным отцом. Она ушла из семьи первой, словно бросилась в омут, готовая хоть завтра бежать в ЗАГС. Павел тянул, разводиться не спешил – у него был бизнес, связанный с семьёй жены, и он боялся всё потерять. Но когда мама забеременела Катей, выбора не осталось.
Когда Катя увела Олега, мама встала на её сторону. Она всегда защищала Катю – младшую, талантливую, с её картинами, которые выставляли в галереях, с её яркой жизнью, полной света и оваций. А Маша? Маша была просто учителем литературы, вечно с потрёпанными книгами под мышкой, с её тихими вечерами и серыми свитерами.
Маша надеялась, что удастся избежать встречи с Олегом. И с Катей, если честно, тоже. Подписать документы, разделить наследство – и всё. Бабушкин дом, тот самый, с запахом лаванды и скрипучей верандой, достался сёстрам пополам. Бабушка до последнего верила, что сможет их помирить. Маше было больно думать о продаже дома. Ей снилось, как она бродит по его комнатам, ищет бабушкин голос, но натыкается на бесконечные коридоры, которых в реальности никогда не было.
– Я подготовлю дом, – сказала Маша в трубку. – Ключ под крыльцом.
– У меня свой, – ответила Катя. – До встречи?
В четверг Маша поехала в деревню. Автобус гудел, как старый паровоз, а она считала фонари за окном – ровно девять, прежде чем автобус остановился. Замок заело, пришлось дёргать ключ, проклиная его вполголоса. Новый замок ставить не хотелось – пусть Катя помучается.
В доме пахло чужим: цветочный парфюм смешивался с запахом свежесваренного кофе и подгоревших тостов. Маша сразу поняла – Катя уже здесь. У порога выстроились её туфли: изумрудные на шпильке, алые с бантами и кремовые, будто из сказки про Золушку. Рядом стояли Машины ботинки – чёрные, потёртые, будто из другой эпохи.
– Привет! – Катя выскочила из кухни, её голос звенел, как всегда. – Мы раньше приехали!
Она не обняла Машу, только сверкнула улыбкой. Волосы Кати сияли, как в глянцевом журнале, а Маша поймала себя на мысли о своих тусклых прядях, которые вечно лезли в глаза. Олег появился следом – в его волосах мелькала седина, лицо осунулось. Он бросил короткое:
– Привет, – и отвёл взгляд.
– Я хотела дом подготовить, – пробормотала Маша. – Но, похоже, вы уже всё сделали. Я поеду?
– Да ладно, останься! – Катя махнула рукой. – Чаю выпьем.
Маша нехотя поплелась на кухню. Катя заварила чай в бабушкином чайнике с ромашковым узором, болтала о пробках, о новом риелторе, о своей последней выставке, где её картину купил какой-то коллекционер из Питера. Олег молчал, пил кофе из старой кружки с трещиной и смотрел в стол. Маша заметила, что они с Катей не обмениваются ни словом, ни взглядом. Разлад? Ей должно было быть радостно, но вместо этого она почувствовала странную тоску.
Вырвавшись из дома, Маша села в автобус. В салоне пахло бензином и мокрой одеждой. На полпути её замутило, и она вышла раньше, решив пройтись. Весна в городе казалась чужой: парочки с мимозами, смех, яркие витрины. Маша чувствовала себя тенью среди этого света.
На углу играл саксофонист. Обычно она проходила мимо, но сегодня остановилась. Мелодия цепляла, тянула за собой. Рядом с музыкантом толпились люди, и вдруг девушка с фиолетовыми косичками чуть не сбила Машу с ног.
– На мастер-класс? – спросила она, кивая на вывеску «Студия «Лаванда»».
– Я не умею рисовать, – отмахнулась Маша.
– Там научат! – девушка подмигнула. – Идём?
Маша, сама не зная почему, толкнула дверь студии. Внутри пахло красками и деревом. Она ждала, что её сейчас выгонят, но мастер, пожилой мужчина с добрыми глазами, указал на свободный мольберт.
– Первый раз? – раздался голос рядом.
Мужчина с тёмной бородой и смешливыми глазами поправлял холст.
– Да, – буркнула Маша. – Я Маша.
– Илья, – он улыбнулся.
Они рисовали мимозы. У Маши выходили какие-то жёлтые кляксы, но ей нравилось. После занятия Илья предложил зайти в кафе. Они пили чай с бергамотом, делили тирамису и смеялись над тем, что никто не знает, почему студия называется «Лаванда».
– Придёшь ещё? – спросил Илья, провожая её до дома.
Маша кивнула, чувствуя, как щёки горят. Он не поцеловал её, но его улыбка осталась с ней до самого вечера.
В пятницу Катя позвонила снова.
– Поужинаем? Только ты и я.
Маша не хотела, но согласилась. Катя, как всегда, говорила о себе: о галереях, о критиках, о новом проекте. Маша кивала, но думала о мимозах и о том, как Илья смешно морщил нос, пробуя чай.
В конце ужина Катя вдруг замолчала и сказала:
– У нас с Олегом всё рушится. Я думала, это любовь, но… Он хочет детей, а я не готова.
Маша не знала, что ответить. Говорить об Олеге было больно, но она кивнула, представляя, как могла бы сложиться их жизнь, если бы всё было иначе.
В субботу Маша затеяла уборку, пекла пирог с яблоками, когда в дверь позвонили. На пороге стоял Олег.
– Прогуляемся? – спросил он.
Маша посмотрела на отца, который только буркнул:
– Молока захвати.
Они шли по влажным улицам, молчали.
– Ты изменилась, – сказал Олег. – Хорошо выглядишь.
– А ты усталый, – честно ответила Маша.
– Катя… – он вздохнул. – Она как ураган. Всё сметает.
– Прости меня, – вдруг сказал он. – Я был идиотом. Думал, что люблю её. А теперь… Не знаю.
Маша молчала. Ей хотелось кричать, но вместо этого она просто кивнула. Молоко она так и не купила.
В воскресенье позвонила Катя.
– Я передумала продавать дом, – заявила она. – Это же бабушкин. Жалко.
Маша напряглась, ожидая подвоха.
– Короче, я дарственную на тебя оформлю. Мне он не нужен. Я в этой глуши в своих туфлях, как пингвин на пляже.
– Серьёзно? – Маша не верила своим ушам.
– Ага. Приезжай вечером, посидим. Вина выпьем. Олег уехал, так что без него.
Вечер прошёл неожиданно тепло. Они вспоминали бабушку, детство, как бегали по её саду, как она учила их печь пироги. Не помирились, но будто стали ближе.
В понедельник оформили дарственную. Маша проводила Катю на вокзал, а потом пошла домой пешком. Город дышал весной: запах кофе из уличных кафе, смех прохожих, аромат свежей выпечки. Маша вдруг захотела всего: нырять в бассейн, рисовать мимозы, смеяться с Ильёй, пока краска не запачкает пальцы. Она остановилась у витрины булочной, вдохнула запах круассанов и улыбнулась.
На следующей неделе она вернулась в «Лаванду». Илья был там, с той же улыбкой. Они рисовали закат, и Маша впервые почувствовала, что её тени прошлого растворяются в красках нового дня.
