В осеннем небе над деревней кружили вороны, предвещая перемены, а Маша, сойдя с автобуса, вдохнула сырой воздух, пропитанный запахом мокрой листвы. Долгая дорога из города вымотала её, а сердце сжималось от недавнего прощания с бабушкой, чьи последние слова так и остались горьким эхом в душе.
Она поправила тяжёлую сумку на плече и двинулась по размытой тропинке, когда её окликнул звонкий голос: «Машенька, голубка, вернулась наконец?»
Из-за угла, размахивая платком, спешила Зоя Ивановна, деревенская акушерка, чьё доброе лицо всегда светилось теплом. В стареньком пальто и с неизменной сумкой, полной травяных сборов, она была для Маши человеком, способным выслушать и понять.
Муж Маши, Илья, никогда не жаловал Зою, подтрунивая над её «знахарскими штучками» и называя её «бабкой с зельями». Но Маша ценила её искренность и нередко обращалась за советом.
«Вернулась, Зоя Ивановна», – устало улыбнулась Маша, замедляя шаг. Ей не хотелось вдаваться в подробности поездки, но уклониться от разговора было невозможно. «Бабушка так и не простила мне, что я бросила танцы. Ушла, унося обиду…»
«Эх, милая, – вздохнула акушерка, поправляя сбившийся платок. – Твоя бабушка была женщиной с характером, как кремний. С такими не всегда помиришься, даже если сердце просит. Пусть ей там светло будет». Она помолчала, а затем, понизив голос, спросила: «А как твой Илья? Всё хворает?»
Маша опустила взгляд, теребя ремешок сумки: «Слабый совсем. Ни ест, ни встаёт почти. Врачи руками разводят – ничего не находят. Он уже прощаться начал, говорит, что конец близко».
Зоя Ивановна неожиданно хмыкнула, и в её глазах мелькнула искорка: «Ох, Маша, какой же он больной! Да твой Илья – актёрище, каких свет не видывал! Такой спектакль разыгрывает, что в театре бы его на сцену!»
«Как вы можете так говорить? – нахмурилась Маша, хотя в глубине души шевельнулось сомнение. – Он мучается, я же вижу. Разве можно притворяться, если врачи ничего не находят?»
«Вот потому и не находят, что нечего искать, – загадочно ответила Зоя, окинув Машу внимательным взглядом. – Ты сама всё увидишь, милая. Только глаза пошире открой». С этими словами она свернула в переулок, оставив Машу в смятении.
Домой идти не хотелось. Маша побрела к старому мостику через речку, где любила сидеть в одиночестве. Усевшись на холодные доски, она вспомнила, как прощалась с Ильёй перед отъездом. Он, лёжа на кровати, с наигранной слабостью прошептал:
«Езжай, Машенька, конечно… Только помни, бабушкино наследство – не шутка. А я, может, и не доживу до твоего возвращения».
Теперь эти слова казались ей фальшивыми. Маша задумалась о прошлом. После школы она отказалась от мечты стать танцовщицей, несмотря на уговоры бабушки, которая видела в ней звезду сцены.
«Я не хочу жить ради танцев!» – бросила она тогда, швырнув на стол диплом хореографического училища.
«Не хочешь? – вспыхнула бабушка. – Я всю жизнь для тебя старалась, а ты теперь в деревне гнить собираешься?»
Слово за слово, и Маша уехала в эту глушь, подальше от ссор и ожиданий. Здесь она встретила Илью – обаятельного, с мягкой улыбкой и красивыми речами. Он казался ей спасением, человеком, который примет её такой, какая она есть.
Первый год брака был как сказка. Маша взяла на себя хозяйство, купила козу, хотя Илья мечтал о машине. Он тогда злился, говорил, что она не считается с его желаниями. Теперь она с тоской думала: отдала бы всё, лишь бы вернуть того Илью, в которого влюбилась.
Всё изменилось полгода назад. Во время ливня крыша дала течь, и вода хлынула прямо на пол. «Илья, что это?» – спросила Маша, подставляя ведро.
«Дождь, что ли?» – хохотнул он, не отрываясь от телефона.
«Крыша течёт, а ты смеёшься? – возмутилась она. – Надо чинить, пока дом не рухнул!»
«А деньги где взять? – огрызнулся он. – Ты же всё на свою козу потратила!»
Ссора разгорелась не на шутку. Маша впервые сорвалась: «Другие мужчины работают, семьи содержат! А ты что? Только мечтать умеешь?»
«Я не для деревенской грязи родился!» – бросил Илья и ушёл к матери. Вернулся через неделю – бледный, с жалобами на слабость. С тех пор он «болел», а Маша винила себя за резкие слова.
Теперь, поднимаясь к дому, она размышляла над намёками Зои Ивановны. Калитка была приоткрыта, хотя Маша точно запирала её. Из дома доносились голоса. Подкравшись к окну, она прислушалась.
«Мам, она вообще не догоняет, – хохотал Илья, звеня ложкой о тарелку. – Борщ у тебя сегодня – объедение! Давно так не нажирался!»
Маша заглянула в щель занавески и обомлела: её «умирающий» муж с аппетитом уплетал обед, щеки его пылали, а движения были полны энергии.
«Главное, не перестарайся, – поучала свекровь, подливая ему суп. – Как вернётся, сразу в кровать. Наплети про больницу, про дорогое лечение. Наследство её бабкино – твой шанс. Вытяни из неё всё!»
«Точно, – ухмыльнулся Илья, вытирая рот. – Полечи меня, Машенька, за все свои денежки, а там я и поправлюсь!»
У Маши потемнело в глазах. Она тихо отошла от окна, чувствуя, как рушится её мир. Через час коза была продана соседям, а Маша, собрав чемодан, стояла в комнате. Илья, увидев её, тут же рухнул на кровать, хватаясь за сердце:
«Маш, водички… Совсем худо мне…»
«Хватит, – отрезала она, глядя на него с холодной решимостью. – Ты не болен, Илья. Ты просто лжец, который решил разыграть меня ради денег. Посмотри на себя – здоровый, ленивый, живёшь за мой счёт. Прощай».
Вечером она уехала в город, в бабушкину квартиру. Через неделю подала на развод. Илья, подстрекаемый матерью, явился к ней, уверенный, что сможет вернуть «свою долю». Он расхаживал у подъезда, репетируя речь о любви, когда рядом остановился серебристый внедорожник.
Из машины вышел высокий мужчина с проседью в волосах, открывая дверь для Маши. Она была неузнаваема: элегантное пальто, лёгкий макияж, уверенная походка. В ней не осталось ничего от той уставшей деревенской женщины.
«Ты что тут забыл?» – спросила она, заметив Илью.
«Я к жене приехал! – выпалил он. – А ты с какими-то мужиками шатаешься!»
«Во-первых, это Виктор, мой друг, – спокойно ответила Маша. – Во-вторых, ты мне больше не муж. Или повестку не получил?»
«Я не подпишу развод! Мы же семья!» – выкрикнул Илья, но его голос дрогнул.
Маша рассмеялась, и в её смехе была свобода: «Семья? Ты хотел лишь бабушкиных денег. Уезжай, Илья. Не позорься».
Она взяла Виктора под руку и направилась к подъезду. Илья шагнул было следом, но взгляд мужчины – спокойный, но твёрдый, как сталь, – заставил его остановиться.
Спустя полгода Маша, сияющая в подвенечном платье, входила в ЗАГС с Виктором. Он был не только успешным архитектором, но и страстным поклонником танцев. По вечерам их квартира наполнялась музыкой, и Маша, впервые за годы, снова танцевала – легко, словно крылья выросли за спиной.
Однажды, разбирая бабушкины вещи, она нашла старый дневник. В нём была запись: «Маша, танцуй, даже если весь мир против. Танец – это твоя душа». Слёзы навернулись на глаза, но Маша улыбнулась. Она знала, что бабушка, где бы ни была, теперь гордится ею.
А Илья, оставшись в деревне, так и не понял, как потерял женщину, которая могла бы стать его счастьем. Его дни проходили в пустых мечтах о несбывшемся, а в доме всё чаще пахло не борщом, а одиночеством.
