Словно из старого кино, Лера шагнула в пыльный мир бабушкиной квартиры, где каждый предмет хранил аромат прошлого. Она распродала почти всё: флаконы духов с нотами жасмина и пачули, шёлковые косынки, переливающиеся изумрудными оттенками, и даже бронзовые статуэтки птиц, которые бабушка коллекционировала с маниакальной страстью. Зелёный был её цветом — цвет надежды, как она говорила. Лера не знала, что делать с этими вещами. Косынки она не носила, духи казались удушливыми, а статуэтки пылились на полках, словно молчаливые укоры. Но продать их было проще, чем понять их ценность.
Иногда Лера представляла, как бабушка, восседая на небесном троне в окружении зелёных облаков, смотрит на неё с лёгкой укоризной. Рядом с ней — дед, бывший механизатор с мозолистыми руками, и её поздний воздыхатель, театральный художник Игорь Васильевич, чьи усы дрожали от восторга, когда он говорил о бабушкиной грации. Все трое, качая головами, будто шептали:
— Лера, эти духи были её душой! Зачем ты отдала их той девице с яркими ногтями?
Деньги нужны были для семьи. Родители Леры жили, будто вечно балансируя на краю пропасти: ссоры, долги, громкие сцены, которые заканчивались то полицией, то тишиной, полной обиды. Бабушка завещала квартиру Лере, зная, что мать тут же пустит её по ветру. Но мать считала, что Лера хитростью выманила наследство. Лера не спорила. Она молча оставляла деньги на кухонном столе после каждой продажи — то за косынку, то за флакон. Мать брала их, не глядя, и вскоре они растворялись в очередном застолье.
Однажды, ещё в детстве, Лера спросила у бабушки:
— Почему мама с папой всегда кричат друг на друга?
Бабушка, помешивая чай, ответила с лёгкой грустью:
— Потому что у них не любовь, а буря. Любовь, детка, — это когда вы как два крыла одной птицы. Что бы ни случилось, вы вместе. Вот мы с дедом… Он как-то утащил мешок зерна с фермы, а я его чуть ухватом не огрела! Но потом прятала тот мешок в сарае, когда председатель нагрянул.
Лера тогда мало что поняла, но запомнила: любовь — это быть заодно. Она мечтала о такой любви, но от родителей её не дождалась. Они смотрели друг на друга с такой страстью, что Лера казалась им помехой, случайной тенью их бурной жизни.
Её собственные попытки найти любовь тоже заканчивались крахом. Первым был одноклассник Стас. Он дарил ей на праздники открытки с сердечками, подчёркивая, что она особенная. В десятом классе они начали встречаться: пили газировку в парке, сбегали с уроков, хихикая в торговых центрах. Но когда оба провалили выпускные экзамены, мать Стаса явилась к бабушке с криком:
— Это ваша Лерка моего мальчика с толку сбила!
— Да ваш Стасик сам кого угодно собьёт! — отрезала бабушка.
Лера пересдала экзамены и поступила в техникум. Там она встретила Артёма — длинноволосого романтика, который писал стихи о звёздах и читал их в прокуренных кафе. Они делили одну чашку кофе, и Лера расчёсывала его волосы, пока он декламировал свои строки. Но однажды Артём увидел, как её подвёз однокурсник, и закатил сцену, достойную театра: написал стих, в котором высмеял её фигуру и привычку красить губы слишком ярко. Лера ушла из техникума, решив, что любовь — это не её судьба.
Она старалась избегать новых романов, даже купила очки без диоптрий, чтобы казаться незаметной. Но потом появился Никита. Когда умерла бабушка, Лера рыдала прямо на лекции. Никита, сидевший рядом, не растерялся: принёс воды, вызвал такси, держал её за руку, пока она прощалась с бабушкой.
— Я всегда буду рядом, — пообещал он.
С Никитой всё было иначе. Два года они были счастливы, пока он не предложил пожениться. Лера ждала встречи с его родителями, но Никита избегал этого, будто скрывая её. Когда он всё же привёз её к ним, мать Никиты осмотрела Леру с ног до головы и заявила:
— Не для такой я сына растила.
Лера узнала позже, что свекровь не знала о квартире. Никита думал, что она досталась матери Леры, которая на похоронах вела себя как хозяйка, передвигая мебель и планируя ремонт. Лера не говорила ему правду — боялась, что он решит, будто она обманом получила наследство.
Они поженились, но брак продлился недолго. При разводе Никита вырвал из квартиры шторы, которые они вместе выбирали, а его мать унесла коробку с посудой, подаренной на свадьбу.
— Это наше! — кричала она. — Ты и так моему сыну жизнь испортила!
Лера осталась одна, с пустыми стенами и тоской в груди. Она смотрела на детей во дворе и чувствовала, как сердце сжимается. Но тут же вспоминала своё детство — ночи, когда она пряталась под одеялом, слушая крики родителей, и твёрдо решала: никаких детей. Она не хотела, чтобы кто-то жил так же.
Последним остался флакон Шалимара — тяжёлый, с запахом, от которого кружилась голова. Лера сфотографировала его и выложила на сайте объявлений, поставив цену с учётом винтажности. Она не верила, что кто-то купит этот резкий аромат.
Но через час написал парень по имени Саша. Судя по аватарке, молодой, с тёплой улыбкой и ямочкой на щеке.
— Это оригинал? — спросил он.
— Бабушкин, — ответила Лера. — Вряд ли тогда подделывали.
— Беру. Моя мама такие обожает.
Саша приехал сам, и Лера удивилась: он был даже симпатичнее, чем на фото. Болтал без умолку, шутил, а его улыбка заставляла Леру краснеть. Узнав, что она работает в типографии, он сказал:
— О, мне как раз нужно напечатать листовки! Дай номер, созвонимся.
Лера подумала: «Почему бы и нет?» Замуж она не собиралась, но кофе выпить — это не преступление.
За первым кофе последовал второй, потом третий. Саша оказался лёгким, как весенний ветер. Он переехал к ней через месяц, смеясь:
— Впервые живу без мамы! Это как крылья отрастить.
Но знакомство с его матерью Лера откладывала. Память о свекрови Никиты, которая критиковала её манеры, всё ещё жгла. Саша тоже не торопился:
— Мама у меня… своеобразная. Но ты ей понравишься, я уверен.
Однажды он небрежно бросил:
— В субботу мама приедет. Хочет увидеть, с кем я теперь.
Лера нахмурилась:
— И как мне готовиться?
— Да просто будь собой. Ну, разве что ужин можно приготовить. Она любит борщ, котлеты, пирог с яблоками. Только борщ без свёклы — она её терпеть не может. И в пирог добавь изюм, она такое обожает.
Лера умела готовить, но всё равно волновалась. Ей хотелось, чтобы на этот раз всё сложилось. Хотелось семьи, детей, чтобы кто-то прятал её телёнка в бане, а не вызывал полицию.
В субботу Саша несколько раз напомнил:
— Борщ без свёклы, котлеты, пирог с изюмом. Не забыла?
— Нет, — кивнула Лера, но в голосе чувствовалась неуверенность.
Когда она ставила миску с салатом на стол, Саша вдруг побледнел:
— Ты же не положила туда морковь? Мама её ненавидит!
Лера замерла. Морковь в салате была. Они бросились вдвоём выковыривать оранжевые кусочки, хихикая, как дети. Саша отправлял их в рот, а Лера прикрывала его, пока он кашлял от смеха.
Мама Саши оказалась громкой, как он сам, с такой же ямочкой на щеке. От неё пахло Шалимаром — тем самым, что Лера продала.
— Как вкусно! — воскликнула она, усаживаясь за стол.
Ужин прошёл лучше, чем Лера могла мечтать. Мама Саши хвалила котлеты, смеялась над их шутками и даже подмигнула Лере, шепнув:
— Держи его в ежовых рукавицах, он у нас шалопай.
Но один кусочек моркови всё же затесался в салате. Саша заметил его первым, отвлёк маму байкой про свою работу, а Лера ловко подхватила морковку ложкой и спрятала в карман.
Когда гостья ушла, Саша обнял Леру и сказал:
— Мы справились. Как два крыла одной птицы, а?
Лера засмеялась, чувствуя, как тепло разливается в груди. Впервые она подумала, что любовь, о которой говорила бабушка, может быть настоящей. А через год, когда они с Сашей ждали первенца, Лера поставила на полку новый флакон Шалимара — в память о бабушке и о том, как всё началось.