Диана 
В жизни каждого человека наступает момент, когда он решает: подчиниться или взбунтоваться. Для Алины этот момент пахнул свежесваренным борщом и горьким дымом отцовской мастерской.
Алина стояла у плиты, помешивая ароматный борщ, когда в кухню влетел Артём. Его тяжёлые ботинки гулко стучали по потёртому линолеуму их съёмной квартиры на окраине города. В руках он сжимал старую спортивную сумку, которую небрежно швырнул на табурет. От него пахло машинным маслом и сигаретами — верный признак, что он только что вернулся из гаража, где чинил чужие машины за копейки.
— Алин, садись, разговор есть, — его голос был резким, с той хрипотцой, которая появлялась, когда он был уверен в своей правоте.
Она выключила газ, вытерла руки о полотенце и повернулась. Артём стоял, уперев руки в бёдра, его тёмные глаза горели решимостью. В них читалось что-то большее, чем усталость после рабочего дня.
— Что стряслось? — спросила Алина, скрестив руки. Внутри уже зашевелилось предчувствие беды. С Артёмом такие «разговоры» редко заканчивались добром.
Он шумно выдохнул, словно сбрасывая напряжение, и выдал:
— Отец переезжает к нам. Завтра. Ты будешь за ним ухаживать — готовить, стирать, таблетки подавать. Всё, как надо. Это не обсуждается, Алина.
Она замерла. Борщ в кастрюле тихо остывал, а в голове пульсировала мысль: «Он серьёзно?» Отец Артёма, Григорий Петрович, был человеком-ураганом. Шестьдесят семь лет, бывший строитель, с характером, как наждачная бумага — грубый и безжалостный. На последней встрече, на Новый год, он, размахивая рюмкой, заявил: «Нынешние девки только и умеют, что в телефонах залипать!» Алина тогда стиснула зубы, но внутри всё кипело. А теперь — это.
— Ты издеваешься? — выдавила она, надеясь, что это просто неудачная шутка.
— Какие, к чёрту, шутки? — Артём нахмурился. — У него спина ноет, давление скачет. Один он не потянет. Я весь день в гараже, так что ты — наша опора. Точка.
— А я, значит, потяну? — её голос дрогнул, но она старалась держать себя в руках. — У меня, между прочим, тоже работа, Артём. И почему ты даже не спросил, что я об этом думаю?
Он отмахнулся, будто её слова были назойливой мошкой.
— Работа? Да ты в своём офисе бумажки тасуешь! А тут отец, Алина! Семья! Ты моя жена или кто?
Алина сжала кулаки. «Бумажки тасуешь» — это он про её должность в отделе кадров, куда она пробивалась четыре года, начиная с помощника. Для Артёма это, видимо, ерунда. А его гараж, где он чинит ржавые «жигули», — дело государственной важности.
— То есть я должна всё бросить и стать сиделкой твоему отцу? — уточнила она, чувствуя, как внутри закипает гнев.
— Не сиделкой, а дочерью! — рявкнул он. — Он мне жизнь дал, поняла? И ты теперь тоже семья. Так что да, будешь за ним смотреть. Без разговоров.
«Будешь за ним смотреть». Эти слова ударили, как пощёчина. Алина посмотрела на Артёма — на его небритую щетину, на потёртую кожаную куртку, на этот его взгляд, полный уверенности, что она сейчас согласится и побежит стелить постель для Григория Петровича. И тут её терпение лопнуло.
— Нет, Артём, — сказала она тихо, но твёрдо. — Я не буду.
Он моргнул, явно не готовый к такому повороту.
— Что значит «не буду»? — переспросил он, шагнув ближе.
— То и значит, — она выпрямилась, глядя ему в глаза. — Я не прислуга. Ни тебе, ни твоему отцу. Хочешь, чтобы он жил с нами — пожалуйста. Но ухаживать за ним я не стану.
Артём открыл рот, потом закрыл, а затем выпалил:
— Ты вообще понимаешь, что говоришь? Это мой отец! Если я сказал, ты должна слушаться!
— А если я скажу «нет»? — отрезала она. — Что тогда? Выгонишь меня? Разведёшься?
Он замер. Видно было, что такой сценарий он не продумал. Обычно Алина уступала — ради мира в доме. То свекрови пирог испечёт, то Артёмовы рубашки отстирает, хотя он вечно разбрасывал их по углам. Но сейчас — нет. Это была не просто рубашка, а её жизнь.
— Алин, ты чего? — его тон смягчился, но в нём всё ещё звенело раздражение. — Это же временно. Ну, месяц-два, пока он на ноги встанет.
— А если не встанет? — она не отступала. — Год? Пять? Я должна уволиться, сидеть дома и выслушивать его «нынешние девки ленивые»? Ты хоть раз с ним день провёл? Он же будет орать, если борщ не такой, как у его покойной жены!
Артём потёр виски, словно у него начиналась мигрень.
— Ладно, — буркнул он. — Я подумаю. Но ты могла бы и согласиться. Ради меня.
— Ради тебя? — Алина едва не рассмеялась. — А ради меня ты что сделаешь? Поговоришь с отцом, чтобы он в пансионат поехал? Или сиделку наймёшь?
— Сиделку? — он фыркнул. — Да где я деньги возьму? Ты знаешь, сколько я зарабатываю.
— А я знаю, сколько ты на сигареты и пиво с дружками тратишь, — не сдержалась она. — Может, с этого начнём?
Тут он взорвался.
— Ты ещё мне упрекать будешь?! — заорал он, хлопнув ладонью по столу. — Я пашу как вол, а ты тут права качаешь! Всё, Алина, решено. Отец завтра здесь, и баста!
Она молча смотрела, как он хватает свою сумку и уходит в комнату, громко хлопнув дверью. Внутри всё клокотало, но она не побежала за ним. Хватит. Пусть думает, что победил. А она… она уже знала, что делать.
—
На следующее утро Алина встала раньше Артёма. Он ещё храпел на диване, а она тихо собрала рюкзак — ноутбук, документы, пара свитеров. Взяла телефон и набрала подругу.
— Маша, привет. Можно у тебя пару дней пожить? — её голос дрожал, но она старалась звучать уверенно.
— Алин, что случилось? С Артёмом поссорились? — Маша, как всегда, сразу уловила неладное.
— Не то слово, — выдохнула Алина. — Приеду, расскажу.
— Конечно, приезжай! — Маша не колебалась. — У меня кровать в гостевой свободна, а кофе уже на плите.
Алина положила трубку, оставила на столе записку: «Я у Маши. Подумай хорошенько». И вышла из квартиры. Такси ждало у подъезда — жёлтая машина, как билет в новую жизнь.
Маша встретила её с тёплым пледом и кружкой кофе. Её уютная двушка пахла ванилью и свежей выпечкой — Маша обожала печь кексы. Алина рухнула на диван и выложила всё: про Артёма, его отца, этот нелепый «приказ».
— Смотреть за ним? — Маша поперхнулась кофе. — Он что, реально тебя в прислугу записал?
— Ага, — горько усмехнулась Алина. — И ещё удивляется, почему я не в восторге.
— Да он просто обнаглел, — Маша покачала головой. — И что теперь? Развод?
Алина пожала плечами.
— Пока не знаю. Поживу у тебя, подумаю. Но возвращаться и кланяться Григорию Петровичу я не собираюсь.
Маша кивнула, а потом её глаза загорелись озорным блеском.
— Слушай, а давай ему урок устроим? Чтоб понял, что ты не на поводке.
— Какой урок? — насторожилась Алина.
— Увидишь, — Маша подмигнула. — Главное, телефон держи включённым.
Алина не стала возражать. Маша была из тех, кто сначала делает, а потом думает.
—
Через три дня Артём позвонил. Алина сидела на кухне у Маши, когда телефон завибрировал. Она включила громкую связь — Маша настояла.
— Алина, ты где? — голос Артёма был усталым, почти надломленным. — Дома бардак, отец орёт, я не знаю, как это всё разгребать.
— У Маши, — спокойно ответила она. — А что с отцом?
— Приехал позавчера, — Артём вздохнул. — Уже дважды борщ вылил, говорит, жидкий. Меня с утра до ночи таскает — то таблетки, то телевизор ему не так настроил. Алин, вернись, а? Я был не прав.
Алина посмотрела на Машу. Та закатила глаза и беззвучно скомандовала: «Держись!»
— Артём, ты сказал, что это приказ, — напомнила Алина. — Вот и выполняй. Ты же главный в доме.
— Да я не думал, что так выйдет! — он почти кричал. — Он меня с ума сводит! Алина, прости, давай поговорим?
— Поговорим, — согласилась она. — Но не сейчас. Покажи, что можешь сам справиться.
Она завершила звонок. Маша захихикала.
— Молодец, сестра! Пусть помучается. А теперь держись, вот мой план.
Маша открыла ноутбук и показала объявление на сайте аренды: «Сдаётся комната в центре. Дёшево. Срочно». Подпись — Алина. Фото — их с Артёмом квартира, но без его вещей, будто он там не живёт.
— Ты серьёзно? — Алина округлила глаза. — Это же наш дом!
— Ага, — Маша ухмыльнулась. — Но он узнает, только когда кто-то начнёт звонить. Представляешь его лицо?
Алина хотела возмутиться, но вместо этого рассмеялась. Впервые за несколько дней. Может, это и правда его встряхнёт.
—
На следующий день Артём приехал к Маше. Алина услышала звонок и посмотрела в глазок. Он стоял на пороге — небритый, с красными от недосыпа глазами, в той же потрёпанной куртке. В руках — пластиковый контейнер.
— Алина, открой, — позвал он тихо. — Я один.
Маша шепнула: «Давай». Алина отперла дверь.
— Зачем пришёл? — спросила она, не пуская его дальше порога.
— Вот, — он протянул контейнер. — Пельмени. Сам лепил. Отец сказал, что тесто как подошва, но я старался.
Алина заглянула внутрь. Пельмени и правда выглядели неказисто, но пахли сносно.
— И что дальше? — она скрестила руки.
— Алина, я дурак, — он опустил голову. — Отец теперь у брата. Я его уговорил забрать. А с тобой… я перегнул. Не хочу тебя потерять.
Она молчала, глядя на него — на этого большого, измотанного мужчину, который впервые за четыре года брака признал свою ошибку. Внутри что-то шевельнулось, но не растаяло.
— Артём, это не пельменями решается, — сказала она наконец. — Ты дал мне приказ. Как рабыне. А я не рабыня.
— Знаю, — он кивнул. — Прости. Давай начнём заново? Без приказов. Как раньше.
Алина вздохнула. Маша за её спиной шепнула: «Думай, Алин!» Но она уже думала. Думала три дня. И четыре года до этого.
— Хорошо, — сказала она. — Но с условиями. Первое: никаких приказов. Второе: мы вместе решаем, что делать с твоим отцом. И третье: ты начинаешь уважать мою работу.
— Договорились, — он слабо улыбнулся. — Пельмень попробуешь?
— Попробую, — буркнула она. — Но если отравишь, пеняй на себя.
Он рассмеялся, а Алина вдруг поняла, что это не конец истории. Через неделю она нашла в почтовом ящике письмо. Внутри — ключи и записка от Маши: «Нашла тебе офис для фриланса. Дёшево, в центре. Начни своё дело. Ты не служанка, ты — свободна».
Алина сжала ключи в руке. Артём, может, и изменится. А может, нет. Но теперь у неё был выбор. И она знала, что выберет себя.
