Диана 
Солнце взорвалось в груди, когда она захлопнула дверь за своей прошлой жизнью
Вода в кране текла тонкой струйкой, отдавая ржавчиной. Анна поставила чайник, глядя, как капли медленно наполняют его. За окном апрельский вечер окутывал город серой дымкой, будто кто-то выключил свет в мире. Двадцать лет. Двадцать лет она пьет эту воду, моет этой водой посуду, варит этой водой супы. Двадцать лет — и ни одного дня, чтобы кто-то сказал: «Спасибо».
— Аня, ты где там? — голос свекрови, Галины Ивановны, резанул из гостиной. — Я уже час без чая сижу!
Анна стиснула зубы. Ответить хотелось резко, но она лишь пробормотала: «Сейчас». День на работе выжал все силы: бесконечные таблицы, звонки, коллеги, которые сваливают свои ошибки на нее. В глазах рябило, а в голове стучало: «Скорей бы домой». Только дома не лучше.
Чайник зашипел. Анна заварила две кружки — себе с ромашкой, свекрови с мятой, той самой, что стоила как половина ее обеда. Галина Ивановна обожала жаловаться на «дешевый вкус» чая, но Анна все равно покупала дорогой — лишь бы не слышать очередное: «Опять бурду заварила».
— Вот, — она поставила чашку на столик, где свекровь, укутанная в плед, листала старый журнал.
— Ну и запах, — Галина Ивановна поморщилась. — Химией несет, как из аптеки.
Анна выдохнула. Если не химией, то «переваренным сеном» или «просто водой». Угодить было невозможно.
С улицы донесся топот. Сын. Дверь хлопнула, ключ звякнул в замке. Артем, шестнадцать лет, высокий, как отец, с такими же карими глазами, но с вечно хмурым взглядом подростка.
— Мам, жрать есть? — бросил он, скидывая кеды прямо в коридоре.
— Суп на плите, — ответила Анна, убирая чайник. — Картошка с мясом, вчерашний.
— Опять суп? — Артем закатил глаза, открыл холодильник, схватил йогурт и ушел в свою комнату, хлопнув дверью.
Холодильник остался нараспашку. Анна закрыла дверцу, чувствуя, как внутри что-то сжимается. Очередной вечер: между плитой и холодильником, между «опять» и «надоело», между усталостью и пустотой.
Телефон завибрировал. Муж.
«Задержусь. Не жди».
Четвертый раз за неделю. Анна закрыла глаза. Сергей, конечно, «на работе». Или с той самой Вероникой, которая «просто коллега». Она не спрашивала. Не хотела знать.
Ночью она boobs на краю ванны, прижав ладони к лицу. Вода шумела, заглушая тихие всхлипы. Двадцать лет брака, двадцать лет жизни для других — и что? Сергей храпит на диване, свекровь спит в их спальне, потому что «ей так удобнее» после операции три года назад. А Анна — на раскладушке в комнате сына. Артем ворчит, но терпит. Он — единственный, кто хоть иногда смотрит на нее не как на прислугу.
«Тебе сорок, Аня, — шептала она себе. — Сорок лет, а ты сидишь в ванной и ревешь. Зачем?»
На следующий день ее вызвал начальник, Олег Викторович. Анна шла по коридору, перебирая в уме все возможные ошибки в отчетах. Последние недели она работала на автопилоте, путаясь в цифрах из-за недосыпа и бесконечных домашних дел.
— Анна, присядь, — он указал на стул, постукивая карандашом по столу.
Она села, сжимая папку с бумагами.
— Я смотрел твои расчеты по бюджету, — начал он. — Ты нашла ошибку в балансе. Если бы не ты, мы бы попали на штраф. Триста тысяч.
Анна моргнула. Она не искала ошибку — просто сидела допоздна, проверяя цифры, чтобы отвлечься от мыслей о доме.
— Вот, — он протянул конверт. — Премия. Восемьдесят тысяч. Заслужила.
Она взяла конверт, не веря своим глазам.
— Отдохни, Аня, — неожиданно мягко добавил он. — У тебя отпуск не брала сколько? Года три? Съезди куда-нибудь.
В метро Анна прижимала сумку к груди. Конверт будто излучал тепло. Восемьдесят тысяч. Впервые за годы она почувствовала, что кто-то заметил ее работу.
Обычно она сворачивала к супермаркету, где мясо подешевле. Но сегодня ноги сами понесли в другую сторону. На углу она остановилась у турагентства. Вывеска была потрепанная, но витрина горела яркими фотографиями: море, песок, закат. Анна смотрела на них, и в груди что-то дрогнуло.
Она вошла.
— Здравствуйте! — девушка за стойкой улыбнулась. — Куда хотите отправиться?
Анна замялась, теребя ремешок сумки.
— К морю, — выпалила она. — Одной.
Они обсуждали варианты: Крым, Абхазия, Турция. Анна не вслушивалась в детали — ей было все равно, лишь бы море.
— Семьдесят тысяч за неделю, — подытожила девушка. — Отель у самого берега, номер одноместный, завтраки включены.
Анна сжала сумку. Это почти все деньги. Ничего не останется на лекарства свекрови, на кроссовки Артему, на новый ремень Сергею.
— Когда вылет?
— Через десять дней.
Анна представила: волны, горячий песок, она идет босиком, и никто не кричит «где ужин?».
— Беру, — она открыла сумку и достала конверт.
Путевку она спрятала в коробке с зимними вещами. Десять дней жила как в лихорадке. Готовила, убирала, работала, но внутри росло новое чувство — смесь страха и предвкушения. Она никогда не делала ничего подобного.
Дома ничего не изменилось. Сергей молчал, свекровь жаловалась на давление, Артем запирался в комнате. Но Анна замечала, как иногда сын смотрит на нее — будто чувствует, что что-то не так.
За два дня до отъезда она собирала сумку ночью. Старый купальник, платье, которое не надевала со свадьбы подруги, потрепанные сандалии. Нашла крем от загара, купленный пять лет назад для поездки, которая так и не случилась — тогда Галина Ивановна «чуть не умерла» от мигрени, и деньги ушли на ее анализы.
Скрипнула дверь. Анна вздрогнула.
— Ты чего? — Сергей стоял в проеме, держа стакан воды.
— Собираюсь, — ответила она, решив не лгать.
— Куда?
— На море.
Он смотрел на нее, будто она сказала, что летит на Луну.
— Ты серьезно? Одна?
— Да. Я получила премию. И еду.
— И не сказала? — его голос стал жестче. — Это же наши деньги!
— Мои, — Анна посмотрела ему в глаза. — За мою работу.
Он шагнул ближе, поставил стакан на стол.
— Покажи путевку.
Она достала документы из коробки. Сергей листал их, хмурясь.
— Ты потратила все? На себя?
— Да, — она улыбнулась. — На себя.
— А мы как? — он повысил голос. — Мама, Артем, я?
— У тебя зарплата, — спокойно ответила Анна. — У мамы пенсия. Артем не пропадет.
— Ты… — Сергей задохнулся от возмущения. — Ты вообще о семье думаешь?
— А ты? — она сложила руки на груди. — Когда ты последний раз спрашивал, как я? Или что я хочу? Когда мы в последний раз ездили куда-то вместе?
— Что за крики? — в дверях появилась Галина Ивановна, запахнувшись в халат. — Аня, опять скандалишь?
— Мама, она премию получила и все потратила! — Сергей повернулся к свекрови. — На море едет, одна!
Галина Ивановна всплеснула руками:
— Совсем стыд потеряла? А мои таблетки? А сын голодный останется?
— Таблетки в аптеке, — ответила Анна, укладывая платье в сумку. — А сын уже взрослый. Как и твой сын, — она посмотрела на Сергея.
— Мам, что за движ? — Артем появился в дверях, растрепанный, с наушниками на шее.
— Я еду на море, — Анна повернулась к нему. — На неделю. Одна.
— Серьезно? — он моргнул. — Круто.
— Круто?! — взвизгнула свекровь. — Она семью бросает!
— Я не бросаю, — Анна посмотрела на сына. — Я просто хочу пожить для себя. Хоть неделю.
Артем кивнул, будто понял.
— Привези мне что-нибудь. Камень какой-нибудь с пляжа.
Анна улыбнулась. Впервые за долгое время ей стало тепло.
Два дня до отъезда были как натянутая струна. Сергей демонстративно не разговаривал, передавая записки через сына: «Скажи ей, пусть рубашки погладит». Галина Ивановна устраивала сцены, дважды вызывала скорую, но врачи только разводили руками: «Все в норме».
Утром перед отъездом Анна варила кофе. Только себе. Артем зашел на кухню, неловко топтался у стола.
— Мам, ты правда вернешься?
— Конечно, — она погладила его по плечу. — И привезу тебе тот камень.
Он улыбнулся, обнял ее — неловко, по-детски.
В прихожей появился Сергей. Увидел сумку, хмыкнул:
— Все-таки едешь?
— Да.
— Могла бы меня взять, — буркнул он. — У меня тоже нервы не железные.
— Это мой отпуск, Сереж, — она подняла сумку. — Мой.
Такси сигналило внизу. Анна обняла сына, прошла мимо свекрови, которая демонстративно отвернулась.
— А ужин? — крикнул Сергей. — Что нам есть?
— Картошку пожаришь, — бросила она через плечо. — Ты же взрослый.
Дверь закрылась за ней с легким щелчком. Впервые за двадцать лет она не оглянулась.
В такси она смотрела в окно, и город казался чужим. Телефон пискнул. Сергей: «Ты хоть список продуктов оставила? Я не знаю, что покупать».
Анна рассмеялась — громко, свободно. Водитель удивленно глянул в зеркало.
На пляже она стояла босиком, и волны лизали ее ноги. Море было синим, бесконечным, живым. Она вдохнула соленый воздух, и впервые за годы почувствовала себя не женой, не матерью, не снохой — просто Анной.
Через три дня она сидела в кафе у моря, пила холодный лимонад и писала Артему: «Тут невероятно. Камень для тебя уже нашла». Ответ пришел почти сразу: «Мам, ты крутая. Папа вчера спалил яичницу, а бабушка заказала пиццу».
Анна улыбнулась. Неделя свободы только началась, но она уже знала: назад вернется другая женщина. Та, которая больше не будет растворяться в чужих «надо». Та, которая научилась дышать.
